…Переночевав, торжественно, с молебном, спустили струги, погрузив на них артиллерию и все припасы, отчалили…
Господи! Хорошо-то как!
Хоть и невелики кораблики, а все же по воде плыть – это не пешком по лесам пробираться да еще на себе все припасы тащить. Освободившаяся ото льда река сделалась заметно шире, привольнее, по берегам зеленел лес: сосны, ели, осины, – к ним добавились и кустарники: малина, смородина, ольха с вербою, плакучая, клонившаяся ветвями к самой воде ива.
– Малина да черемуха зацветут скоро, – не могли надивиться, казалось бы, привычные ко всему воины. – Эдак, глядишь, и ягод скоро дождемся.
В пути ловили сетями рыбу: плотву, налима, щуку, бывало, попадались и осетры, и форель, а как-то раз вытянули совсем уж неведомое чудо-юдо: небольшую, длиною примерно с локоть рыбину в передней части покрывала не чешуя, а костяной панцирь, грудные же плавники чем-то напоминали весла.
– И что за рыба такая? – почесывая голову, недоумевал кормщик Кольша Огнев. – Словно ливонский рыцарь – в броне.
– Это панцирь у ея такой, словно у черепахи. – Отец Амвросий честно пытался хоть что-то объяснить. Не всегда получалось.
Особенно когда на середине реки казаки заметили, как взбурлила вода да быстро ушло в глубину скользкое змеиное тело длиною саженей в пять!
– Это что, тоже рыба?
– Скорей уж – змей морской!
– Речной тогда уж.
– Ой, братцы! – с опаской поглядывая на воду, воскликнул Силантий Андреев. – Може, нам пушки да тюфяки зарядити?
Иван, услыхав его слова, улыбнулся:
– Понадобится – зарядим. А со змеями да с драконами и пищалями сладим – ништо! Это ж не василиски да не упыри, не лесная нечисть – от обычной пули дохнут.
– Ой, спаси, Господи, братцы!!! – вытащив сеть, вдруг заголосил, отскочив в сторону, Афоня-послушник. – А это кто еще? Ой… страшной какой! Зубастый!
Выловленный зверь, по мнению отца Амвросия, оказался очень похож на маленького – чуть побольше локтя, скорее даже, в сажень – коркодила. С четырьмя перепончатыми, словно у тритона, лапами, длинным хвостом и вытянутой, усеянной многочисленными зубами пастью, зверь оказался чрезвычайно подвижным и агрессивным: рассерженно бил хвостом, шипел, пытаясь выпутаться из сетки, а неосторожно приблизившемуся кормщику едва не откусил палец!
– Ох ты, ну и бес! – Еле-еле успев отдернуть руку, Кольша пнул неведомую тварюгу ногою, сбросив обратно в реку.
– Не-е, – глубокомысленно заметил Афоня. – Ушицы с этакой страхолюдины не наваришь, точно.
– Ой, ой! – глянув на берег, вдруг заголосила Авраама, до того, как все, заинтересованно рассматривавшая сброшенного со струга «беса». – Гляньте, там, за ракитою…
Вот уж то было чудо!!! Никогда казаки такого не видели, никогда!
По левому бережку, за ракитовым кустом, в полусотне шагов от неспешно проплывающих стругов, не обращая ни на кого внимания, словно выпущенная на луг корова, с аппетитом пожирала свежую травку здоровенная – сажени в полторы – ящерица с длинным хвостом и тупой ноздреватой мордой. На спине ящерицы громоздился оранжевый округлый гребень величиной с парус струга, мощные лапы, чем-то похожие на куриные, заканчивались когтями.
– Ишь ты, коровища! – с восхищением рассматривали казаки. – Интересно, парус-то ей зачем? Неужто по реке заместо корабля плавает? Такая и струг перевернуть может.
– Маюни! – обернувшись к корме, атаман позвал проводника. – Ты таких зверей видал?
Отрок отрицательно качнул головой:
– Не видал, нет. И дедушка мне про таких ничего не рассказывал, да-а.
– Так ты этих уже земель не ведаешь?
– Не ведаю, – негромко промолвил парень. – Одно только знаю: это очень, очень нехорошие земли, да-а. Здесь черное колдовство – повсюду.
– Вот каркает! – усмехнулся толстоморденький молодой казак по имени Олисей Мокеев, родом из тамбовских посадских людей. – Каркает и каркает, пугает. И то ему нехорошо, и это – плохо. Как врезал бы веслищем, а ну!
– А ну – цыть! – вступилась за своего юного друга Настена. – Не то сейчас как сама двину – мало не покажется, ага!
– Да я ведь так, просто… – Казачина сразу пошел на попятный, но в воду сплюнул со злобой и что-то себе пробурчал. Наверняка что-то не особо лестное про остяка и про «атаманскую зазнобу», чтоб ей пусто было.
«Атаманская зазноба» кое-что, кстати, расслышала, потому как глухотой не страдала и слух имела острый. Расслышала, но раздувать скандал благоразумно не стала – к чему? Тем более по берегам звери такие чудесные да и растения столь же чудные пошли: вроде бы и обычный папоротник, но в две сажени высотой, разлапистый и вообще похожий на дерево.
Казаки тоже дивились:
– Вот так папоротник! Такой, верно, и на дрова хорош.
– А вон малинник – как лес!
– А там, вона… бузина, что ли…
– Видал я под Могилевом бузину!
– Но там-то она куда как меньше будет.
– Ой, ой. Спаси, Господи! Смотри, братцы, смотри!
Афоня показал рукой на еще одну ящерицу, точнее сказать, ящера размером с корову. Шипастого, отвратительного на вид, но вроде бы не злого, мирно сдирающего зубами кору с небольшого дубка.
– Ишь, лакомится, – прокомментировал послушник. – То-то я и смотрю: ни оленей, ни кабанов не видать. Верно, таких вот зверин испугалися да глубже в тайгу подались.
– Куда только нам самим податься? – мрачно заметил Андреев. – Я про ночлег говорю. Ежели такие ящерицы будут вокруг бродить… Эти-то хоть травоядные, дак ведь и хищные есть! А ну как нападут? И выстрелить не успеешь.
– Молодец, Силантий, – поощрительно покивал атаман. – Дельные мысли молвишь. И впрямь думать бы надо, где на ночлег встать. В таком разе – хоть на стругах оставайся.
– Да и на стругах нехорошо. – Перегнувшись через борт, отец Амвросий посмотрел в воду. – Из реки-то кто хошь может вынырнуть. Змей водяной или еще какая зубастая погань. Так что лучше уж на бережку. Нашими молитвами упасемся.
Стало совсем жарко, многие казаки давно скинули зипуны, а некоторые – и рубахи. А вот девчонки так и парились в сарафанах, снимать не смели: это как же, в одних рубахах перед мужчинами показаться? Стыд и позор! И так-то ходили простоволосые, что вообще-то тоже для честной девушки стыдно.
На ночлег остановились еще засветло, причалили к излучине, затащили носы стругов в прибрежный песок, пушки зарядили, фальконеты, ближе к лесу караульных с пищалями посадили, костры лишь до сумерек жгли, потом затушили да полегли, помоляся, спать. Помня о неведомых зверях, караульщики сторожу несли справно, без понуканий, прислушивались, зорко вглядываясь во тьму.
Недавно прошел небольшой дождик, и с высокого приметного дуба, под кроной которого и обосновались казаки, стекали, падали в траву тяжелые прозрачные капли.