Замелькали огни, и машина остановилась.
– Так, Очкастик, – сказал водитель, оборачиваясь ко мне, вытянув руку. Мы стояли на парковке автовокзала “Грейхаунд”. – Как ты говорил, тебя звать?
– Тео, – не подумав, ответил я, о чем тут же пожалел.
– Ладно, Тео. Я Джей Пи, – он пожал мне руку. – Хочешь, совет дам насчет кой-чего?
– Давайте, – ответил я, слегка перетрусив. Даже несмотря на все мои проблемы – а их было много, – я все равно страшно переживал из-за того, что этот парень, похоже, видел, как Борис целовал меня на улице.
– Не мое, конечно, это дело, но тебе надо будет куда-нибудь спрятать Пушистика.
– Простите?
Он кивком указал на сумку:
– Туда он влезет?
– Эээ…
– Да и сумку тебе, скорее всего, придется сдать в багаж. Слишком большая, в автобус такую взять не разрешат – положат в багажное отделение. Это тебе не самолет.
– Я… – В голове все не умещалось. – У меня нет ничего.
– Погоди-ка. Дай посмотрю, нет ли у меня чего сзади в офисе, – он вылез из машины, открыл багажник и вернулся с большой полотняной сумкой из магазина здорового питания, на которой было написано: “Зеленая Америка”.
– На твоем месте, – сказал он, – я бы и билет покупал без Пушка. Пусть он тут со мной посидит, ну на всякий случай, ясно?
Мой новый друг оказался прав: в “грейхаундовские” автобусы не пускали детей без письменного разрешения, заверенного одним из родителей, – и это было не единственным запретом. Кассирша в окошке – серолицая чикана с зализанными назад волосами – принялась монотонно зачитывать внушительный грозный список. Пересадки запрещены. Путешествия дольше пяти часов – запрещены. Если человек, чье имя указано в разрешении на самостоятельное путешествие ребенка без сопровождения, не явится меня встретить, имея при себе удостоверение личности, меня передадут в руки сотрудников детской социальной службы или в местное отделение полиции в конечной точке моего путешествия.
– Но…
– Это касается всех детей, не достигших пятнадцатилетнего возраста. Без исключений.
– Ноя достиг пятнадцати лет, – сказал я, неуклюже вытаскивая официального вида удостоверение личности, выданное мне штатом Нью-Йорк. – Мне пятнадцать. Посмотрите.
Энрике, который, судя по всему, предвидел, что мне в какой-то момент придется, как он говорил, иметь дело с Системой, отвел меня фотографироваться сразу после маминой смерти – тогда я возмущался, ну как же – когтистая лапа Большого Брата (“Ух ты, у тебя есть собственный штрих-код”, – сказал Энди, с любопытством разглядывая удостоверение), но теперь был признателен за то, что он предусмотрительно затащил меня туда и зарегистрировал, будто автомобиль б/у.
Я молча мялся там в тусклом свете лампочек, словно беженец, пока кассирша разглядывала карточку под разными углами и при разном освещении, пока наконец не сочла ее подлинной.
– Пятнадцать? – подозрительно переспросила она, отдавая мне удостоверение.
– Ага.
Я знал, что не тяну на свой возраст. Я понял, кстати, что про Поппера спрашивать и смысла не было – возле кассы стояла огромная табличка, на которой красным было написано: “ЗАПРЕЩАЕТСЯ ПЕРЕВОЗКА СОБАК, КОШЕК, ПТИЦ, ГРЫЗУНОВ, РЕПТИЛИЙ И ДРУГИХ ЖИВОТНЫХ”.
С автобусом мне повезло: через пятнадцать минут, в 1.45 как раз отходил один, с пересадками до Нью-Йорка. Когда автомат с механическим шлепком выплюнул мой билет, я растерянно задумался, что же мне делать с Поппером. Возвращаясь обратно, я отчасти надеялся, что таксист уехал – может, увез Поппера в куда более любящую и надежную семью, но он пил себе “Ред Булл” и болтал по телефону, Поппера нигде не было видно. Он закончил разговор, когда я увидел, что я стою возле машины.
– Ну, что скажешь?
– Где он? – пошатываясь, я заглянул на заднее сиденье. – Что вы с ним сделали?
Он рассмеялся.
– Вот так – нету… А вот так – есть! – театральным жестом он вытащил скомканный экземпляр “Ю-Эс-Эй Тудей” из полотняной сумки на переднем сиденье, а там – уютно устроившись в картонной коробке, похрустывая чипсами – сидит Поппер.
– Обман зрения, – сказал он. – Коробка придает сумке форму, незаметно, что там собака, и ему есть где двигаться. И газета – отличное прикрытие. Прячет собаку, набивает сумку и ничего не весит.
– Думаете, он справится?
– Ну, слушай, он такой малыш – сколько в нем, килограмма два, три? Он тихий?
Я с сомнением поглядел на свернувшегося клубочком в коробке пса.
– Не всегда.
Джей Пи утер рот тыльной стороной ладони и протянул мне пакет с чипсами.
– Как заерзает, давай ему по паре штучек. Каждую пару-тройку часов будут остановки. В автобусе заберись как можно дальше, а когда будешь выпускать его, чтоб сделал свои дела, следи, чтоб вы с ним отошли подальше от станции.
Я вскинул сумку на плечо, обхватил ее рукой.
– Заметно? – спросили.
– Нет. Если б я не знал, то не заметил бы ничего. Но хочешь советик? Секрет фокусника?
– Да.
– Не гляди ты так на эту сумку. Гляди куда угодно, только не на сумку. На пейзаж за окном, на шнурки свои – ага, вот так – вот, правильно. Веди себя уверенно и естественно, в этом вся хитрость. Хотя, если кто начнет на тебя подозрительно поглядывать, можно вести себя и так, будто у тебя руки торчат из задницы и ты выронил контактную линзу. Рассыпь чипсы, ударься ногой, поперхнись газировкой – что угодно.
Ого, подумал я. Это такси явно не просто так называется “Такси «Удача»”.
Он снова рассмеялся, как будто бы я это вслух произнес.
– Эй, дурацкое ведь правило, что нельзя в автобус с собакой, – сказал он, заглотнув еще “Ред Булла”. – То есть вот тебе-то что делать? Бросить его у обочины?
– А вы что, фокусник, да?
Он засмеялся.
– А как ты догадался? Я выступаю с карточными фокусами в одном баре при “Орлеане” – если б тебе лет хватало, я б тебе посоветовал как-нибудь заглянуть. Ну, в общем, вот он весь секрет – всегда отвлекай внимание зрителей от места, где проворачиваешь фокус. Это первый закон магии, Очкастик. Помни об этом.
21
Юта. Возвышенность Сан-Рафаэль под восходящим солнцем раскрывалась нечеловеческими марсианскими видами: песчаник и сланец, узкие ущелья и нагие ржаво-красные пустоши. Спать я почти не мог, отчасти из-за наркотиков, отчасти потому, что боялся, вдруг Поппер заворочается или заскулит, но, пока мы петляли по горным дорогам, он и звука не издал, сидел себе тихонечко в сумке, которая стояла рядом со мной на сиденье, поближе к окну. Оказалось, что чемодан у меня небольшой и его можно пронести в автобус, чему я очень радовался сразу по нескольким причинам: там у меня был свитер, “Ветер, песок и звезды” и, самое главное, картина, которая, даже будучи спрятанной, спеленутой, казалась мне талисманом, иконой, что берет с собой в битву крестоносец. Если не считать застенчивой латиноамериканской парочки с горкой пластиковых контейнеров на коленках и старого пьянчужки, который разговаривал сам с собой, на задних сиденьях больше никого и не было, и мы прекрасно проехали по горному серпантину через всю Юту до самого Гранд-Джанкшен, штат Колорадо, где стояли пятьдесят минут. Я запер чемодан на монетку в камере хранения и выгулял Поппера за автовокзалом, подальше от глаз шофера, потом купил нам пару гамбургеров в “Бургер Кинге” и дал ему попить водички из крышки от пластиковой коробки, которую нашел в мусорке. От Гранд-Джанкшен я проспал до самого Денвера, где мы стояли час и шестнадцать минут, как раз на самом закате – там мы с Поппером бегали, бегали, просто радуясь тому, что вышли из автобуса, и по сумеречным незнакомым улицам убежали так далеко, что я уж испугался было, не заблудились ли мы, но зато обрадовался, наткнувшись на хипповскую кофейню с приветливыми и молодыми кассирами (“Заходите оба! – крикнула стоявшая за прилавком девушка с фиолетовыми волосами, когда увидела привязанного у порога Поппера, – мы собак любим!”), и купил там не только два сэндвича с индейкой (один себе, один ему), но еще и веганский брауни и домашнее вегетарианское собачье печенье в промасленном бумажном пакете.