Стоит ли говорить, что литературная периодика переполнена до краев молодыми авторами и авторшами, дурачащими себя мыслью, что они создают что-то новое, хотя на самом деле они всего лишь подражают росчеркам и виньеткам Вирджинии Вулф, Уильяма Фолкнера или Джека Керуака?
Стоит ли говорить, что женские журналы и прочие массовые издания переполнены до краев другими юными авторами и авторшами, дурачащими себя мыслью, что они создают что-то новое, хотя на самом-то деле они лишь подражают Кларенсу Бадингтону Келланду, Ани Сетон или Саксу Ромеру?
Авангардный лжец обольщается мыслью, что его будут помнить за его изощренную ложь.
Коммерческий лжец на своей колокольне обольщается мыслью, что он ходит косо, потому что весь мир скособочен; сейчас все так ходят!
Мне бы очень хотелось верить, что людей, читающих эту статью, не интересует ни та, ни другая ложь. Каждый из вас — всех, кому интересно творчество — хочет найти в себе то, что действительно самобытно. Вам хочется славы и денег — да пожалуйста, но только в качестве награды за честно и хорошо сделанную работу. Известность и крупная сумма на банковский счет должны приходить уже после того, как сделано все остальное. Это значит, что у вас не должно быть и мысли об этом, пока вы сидите за пишущей машинкой. Человек, у кого есть эти мысли, так или иначе лжет, чтобы потрафить либо крошечной аудитории, способной только забить идею до полусмерти, а то и вовсе до смерти, либо широкой аудитории, которая не узнает идею, даже если та подбежит и укусит их за ногу.
Мы много слышим о том, как писатели тяготеют в сторону коммерческих рынков, и не слышим практически ничего о том, как писатели тяготеют в сторону литературных группировок. При ближайшем рассмотрении и то, и другое — не самый удачный выбор для писателя в этом мире. Никто не помнит, никто не хочет, никто не обсуждает кособокую книгу, будь то смягченный Хемингуэй или третья заварка Элинор Глин.
Какова величайшая награда для писателя? Когда кто-нибудь подбегает к тебе — глаза горят восхищением, лицо пышет искренностью — и говорит: «Ваша новая книга, она потрясающая! Удивительная!» — разве нет?!
Тогда, и только тогда — ваш писательский труд на самом деле чего-то стоит.
И внезапно помпезность интеллектуальных снобов рассыпается в пыль. Внезапно приличные деньги, собранные от глянцевых журналов, становятся неважны.
Самый бесчувственный из коммерческих авторов ждет этого мгновения.
Самый искусственный из элитарных писателей живет ради этого мгновения.
И мудрый Господь частенько дарит такие мгновения самым жадным до денег писакам или жадным до славы литературщикам.
Потому что бывает, что закоренелый макулатурный писака вдруг так влюбляется в идею, что начинает гореть, мчаться во весь опор, бредить, трястись, задыхаться и писать прямо от сердца, вопреки себе самому.
Также бывает, что и автора с гусиным пером в руке вдруг обдает жаром, и он отвергает лиловые чернила ради честного пота. Измочалив десятки перьев, несколько часов спустя он восстает, опустошенный, с одра творения, с таким видом, словно выбрался из-под лавины, которую сам и обрушил.
Вы спросите, что приключилось? Что заставило этих двоих почти маниакальных лжецов начать говорить правду?
Дайте-ка я еще раз помашу транспарантами.
РАБОТАЙ.
Это вполне очевидно — оба просто работали.
Стоит только начать, и работа сама обретает свой ритм. Все механическое уходит. Тело берет управление на себя. Защита сходит на нет. И что происходит тогда?
Человек расслабляется.
РАССЛАБЛЯЙСЯ. И тогда он уже без труда может последовать моему последнему совету:
НЕ ДУМАЙ.
Что приводит к еще большему расслаблению, еще большему недуманью и громадной творческой продуктивности.
Теперь, когда я окончательно сбил вас с толку, я помолчу и послушаю ваши смятенные крики.
— Недостижимо! — говорите вы. — Как можно одновременно работать и расслабляться? Как можно творить, не стоя на грани нервного срыва?
Это достижимо. Это делается каждый день на неделе, круглый год.
Это умеют спортсмены. Художники. Альпинисты. Дзен-буддисты с их луками и стрелами.
Даже я так могу.
А если я так могу, значит — как вы, кажется, цедите сквозь зубы — и вы тоже сможете!
Хорошо, давайте еще раз рассмотрим мои транспаранты. На самом деле их можно расставить в любом порядке. На первом месте можно поставить РАССЛАБЛЯЙСЯ или НЕ ДУМАЙ, а уже за ними — РАБОТАЙ. Но для удобства расположим их так (и добавим еще четвертый):
РАБОТАЙ. РАССЛАБЛЯЙСЯ. НЕ ДУМАЙ. РАССЛАБЛЯЙСЯ. ЕЩЕ БОЛЬШЕ.
Давайте подробнее разберем первый пункт.
РАБОТАЙ.
Вы как раз и работали, да?
Или, может быть, вы собираетесь составить план — сразу, как только прочтете статью?
Что за план?
Что-то вроде: «Тысяча или две тысячи слов ежедневно на протяжении следующих двадцати лет. Для начала можно поставить себе задачу: по рассказу в неделю, пятьдесят два рассказа в год, на протяжении пяти лет». Вам придется много писать, многое выбрасывать или сжигать, пока что-то не начнет получаться. Лучше начать прямо сейчас, чтобы быстрее разделаться с подготовительной работой.
Потому что я убежден: со временем количество переходит в качество.
Как так?
Микеланджело, да Винчи, Тинторетто делали миллионы набросков, набирая количество и готовя себя к переходу в качество, к единичным рисункам, портретам, пейзажам, исполненным удивительной соразмерности и красоты.
Великий хирург набирает количество — разрезает сотни, тысячи, десятки тысяч трупов, тканей и органов, — готовя себя к той минуте, когда от качества его работы будет зависеть человеческая жизнь.
Чтобы пробежать стометровку на соревнованиях лучше всех, спортсмен пробегает десятки тысяч километров.
С количеством копится опыт. Только из опыта может родиться качество.
Любое искусство, малое и великое, есть устранение лишнего ради краткого и выразительного заявления.
Художник должен учиться убирать все ненужное.
Хирург знает, как проникнуть прямо к источнику заболевания, не тратя зря времени и избегая лишних сложностей.
Спортсмен учится распределять силы и задействовать нужные мышцы в каждый отдельный момент времени.
Писатель чем-то от них отличается? Я думаю, нет.
Зачастую его талант проявляется именно в том, о чем он умолчал, что оставил невысказанным, в его способности к простым выражениям ясных чувств, в прямом движении к той точке, где ему хочется оказаться.
Писатель должен работать так много и долго, чтобы его разум жил как бы сам по себе — в кончиках пальцев.