— Вы говорили, что она в безопасности. — Теперь голос Даниэля звучал жестко. — Вы обещали, что с ней ничего не случится.
Гнев и желание обвинить кого-нибудь — это следующая ступень. Я знала, что до этого дойдет, но удар все равно был болезненным, и мое собственное чувство вины не смягчило его.
— Понимаю, это тяжелый удар, и вы расстроены…
— Расстроен?! Моя жена умерла! Вы наблюдали за ней!
Я тщательно выбирала слова, разрываясь между желанием утешить его и защитить больницу.
— Я сочувствую вашей потере. С вами скоро свяжутся. Мы поможем вам.
Я была рада, что не мне придется работать с этим дальше — заниматься делами, разбирать ее вещи, решать вопрос с похоронами. При мысли о том, что ждет его в ближайшее время, мне снова захотелось плакать.
— Вам сейчас лучше не быть одному. Может быть, мне позвонить кому-нибудь для вас?
На этот раз в его голосе не было гнева — он звучал пусто и безнадежно.
— У меня была только она.
Следующие несколько дней прошли точно в тумане. Мне приходилось ездить в больницу, чтобы поддерживать коллег, — все мы никак не могли прийти в себя после трагедии. Мы провели несколько групповых занятий. Медсестрам приходилось хуже всех. Мне и самой иногда казалось, что я вот-вот сорвусь. Особенно тяжело было соседке Хизер по палате. Джоди страдала от анорексии, она весила меньше сорока килограммов. В столовую ее всегда сопровождал кто-то из медсестер, чтобы следить за тем, как она ест. Хизер подружилась с Джоди и неизменно составляла ей компанию за едой. Теперь Джоди снова перестала есть.
Нелегко было и тем, кто застал сцену в кладовой. Одна из медсестер сказала, что в кошмарах ее преследуют образы залитой кровью комнаты. Мне мгновенно вспомнилась надпись на стене: «Он видит меня». Я никогда не забуду, какой ужас испытала, когда увидела ее. Но смерть Хизер настолько выбила меня из колеи, что я еще не раздумывала над смыслом этих слов. Теперь мне вспомнился Аарон на одном из вечерних заседаний, запах дыма и его звенящий голос: «Свет наблюдает за нами, он видит каждого из нас».
О чем он говорил? Я постаралась отрешиться от голосов вокруг и сосредоточиться на этом воспоминании. И тут же пришел еще один образ, и мое сердце сжалось от ужаса.
Я прячусь за хижиной, прижимаю к себе кошку и подсматриваю за церемонией, на которой собрались только взрослые. Языки пламени освещают разъяренное лицо Джозефа. Он пинает лежащего на земле мужчину и кричит: «Аарон предупреждал! Свет наблюдает за вами! Он видит тебя!» Мужчина стонет и корчится. Аарон оттаскивает Джозефа. Окружающие толпятся вокруг — на лицах некоторых написан страх, на других возбуждение. Они словно акулы, почуявшие запах крови.
Я усилием воли вернулась к настоящему, пытаясь избавиться от охватившего меня холодного страха. «Это прошлое, оно уже прошло. Ты уже не ребенок, ты в безопасности». Я заставила себя подумать о насущных проблемах. Почему Хизер написала именно эти слова? Она не говорила ничего подобного во время наших бесед. Так почему она выбрала именно их? Связаны ли они с коммуной? Возможно ли, что ее охватило чувство вины из-за того, что она нарушила какие-то их правила или заповеди? Или Хизер пыталась сказать нам что-то? Я задумалась, не мог ли кто-нибудь из коммуны проникнуть в больницу? Нет, здесь все охраняется. Видимо, дело обстоит так, как я предположила с самого начала: она не справилась с чувством вины из-за выкидыша и решила, что каким-то образом виновата и в смерти своих родителей тоже. Если Аарон по-прежнему учит своих последователей, что Свет наблюдает за ними, она могла постоянно чувствовать осуждение свыше.
Я переключилась на происходящее вокруг. Окружающие обсуждали, где мы допустили ошибку. Я вспомнила незапертую дверь в кладовку, и меня снова охватило раскаяние. Но не одну меня преследовали образы случившегося.
— Я все время вижу ее лицо, — говорила Мишель, — как она лежит. Я совсем перестала спать. Каждый раз, как закрываю глаза, вижу…
Она провела рукой по лицу, и нам не нужно было объяснять, что она вспоминает: химические ожоги вокруг рта Хизер, искаженные гримасой губы, пятна на коже, тряпки, торчащие у нее изо рта. Несколько мгновений все молчали. Мне пришлось закрыть глаза, а когда я открыла их, то встретила сочувственный взгляд Кевина.
В обед я съездила домой. Когда я выходила из машины на парковке, рядом со мной вдруг возник Даниэль — на плече у него висела сумка Хизер, в руках он держал какую-то коробку и их свадебную фотографию. Неужели он ждал меня?
— Даниэль! Как вы себя чувствуете?
Глаза у него были красные, волосы взлохмачены, лицо заросло щетиной. Очевидно, он уже несколько дней не спал. Когда наши взгляды встретились, я чуть не отшатнулась — такая боль полыхала у него в глазах.
— Плохо, доктор Лавуа. Но какая вам разница, верно? Вы свою работу сделали, теперь вам все равно.
Меня испугала агрессия в его голосе, и я ощутила прилив адреналина. Мой желудок болезненно сжался. Я попыталась нащупать кнопку сигнализации на брелке.
— Мне не все равно, Даниэль. Я знаю, как вам сейчас тяжело…
Он шагнул ко мне.
— Ничего вы не знаете. Ни обо мне, ни о моей жене. Она для вас всего лишь очередной пациент. А для меня она была всем.
Голос его дрогнул, и он умолк, а потом тряхнул головой и расправил плечи.
— Это вы позволили ей умереть. Я засужу всех в этой чертовой больнице!
Я оказалась в ловушке — вокруг стояли автомобили, сзади была стена. Нас могли заметить охранники или кто-нибудь из моих коллег, но вокруг никого не было видно.
— Не хотите пройти в больницу и обсудить это? — спросила я, стараясь говорить мягко и успокаивающе.
— Что тут обсуждать? — Голос Даниэля звучал гневно, он тяжело дышал. — Она умерла, все, тут уже ничего не сделаешь.
Мне хотелось помочь ему: растолковать, что такое депрессия, рассказать, что бывают люди с хронической тягой к самоубийству, и объяснить, какое разрушительное действие может оказать место вроде «Реки жизни» на человека с нестабильной психикой. Но я не находила слов — слишком тяжело было смотреть на его отчаяние, слишком больно и горько было мне самой. С юридической точки зрения мне сейчас вообще не следовало с ним разговаривать.
Даниэль был достаточно умен, чтобы это понимать.
— Все равно вы лжете, — сказал он. — Вы мне не скажете, что с ней произошло, и никто здесь не скажет.
— Даниэль, мне и правда очень жаль…
— Хватит извинений. Я доверял вам.
Эти слова больно резанули меня. Он сделал шаг вперед, и я испугалась еще больше.
— Я думал, что ей лучше. — Он говорил все громче, и я надеялась, что нас кто-нибудь заметит. — Что случилось? Что произошло?