Хеймер оглядел группу.
— Если черные евнухи с истинной преданностью защищали наложниц и были готовы отдать жизнь за хозяина, то в гареме царили интриги, предательство и скандалы. Женщины отчаянно хотели стать кадинами и вступали в заговоры друг против дружки, чтобы победить соперницу. Высокой честью для наложницы считались беременность и рождение мальчика, который имел шансы в один прекрасный день стать султаном, сделав ее, таким образом, матерью султана — валиде-султан, самой влиятельной женщиной империи. И, как следствие, в гареме правили бал яростные соперничество и зависть; бывали и случаи убийств, совершавшихся самими наложницами. Нередко случалось, что наложницу находили мертвой, а убийцу так никогда и не обнаруживали. Зловещие смерти, из-за которых многие женщины не чувствовали себя в безопасности в этой клетке-дворце. При султане Ибрагиме произошла ужасная трагедия, когда его любовница Сечир Пара сказала, что одна из его наложниц тайно встречается с мужчиной за пределами дворца. Ибрагим впал в бешенство от ревности, и его главный евнух пытал нескольких наложниц, чтобы выяснить личность таинственной девушки. Никто из них не стал предательницей, и тогда Ибрагим приказал привязать ко всем женщинам гарема — считается, что их число составляло около двухсот пятидесяти, — мешки с песком и сбросить их в Босфор. Только одна из наложниц спаслась — ее подобрали моряки с французского корабля. Валиде-султан, мать Ибрагима, так разгневалась на ревнивую Сечир Пару, которая обрела такую власть при дворе, что после утопления приказала главному евнуху удавить женщину в ее покоях посреди ночи.
Группа погрузилась в молчание — романтика жизни в гареме таяла на их глазах.
Хеймер вел своих подопечных по длинному лестничному пролету в большой зал, отделанный голубыми и белыми изразцами. Мраморные чаши были подвешены на золотых штырях, вделанных в стены. В каждом из углов этого просторного помещения располагались большие мраморные бассейны и множество мраморных скамеек.
— Здесь располагался хаммам гарема — то, что у нас называется парной баней и что европейцы по недоразумению переименовали в турецкие бани. Они играли важную роль в повседневной жизни; считалось, что они очищают не только тело, но и разум и душу. Здесь женщина могла освободиться ненадолго от тягот повседневной жизни.
В центре виднелся большой перекрытый решеткой слив размером в три квадратных фута и сделанный из полированной меди. Он был сделан вровень с мраморным полом, а отверстия в решетке для стока банной воды имели размер в один дюйм.
Хеймер пошел вверх по лестнице, продолжая рассказывать о хаммаме, его истории и предполагаемых лечебных свойствах, но ни КК, ни Майкл не слушали его. Они стояли над стоком. Кэтрин достала монетку из кармана и бросила ее в щель решетки. Дождалась, когда она долетит до низа. Три секунды спустя раздался всплеск.
— Черт, — сказала КК, поняв, что внизу вода. — Там внизу какая-то емкость.
— И что…
— Ненавижу работать в воде.
— Так тебе туда надо?
— Это место выглядит совсем не так, как две-три сотни лет назад, его приукрасили и восстановили. Карта Пири Рейса, которую ты видел в сокровищнице, найдена здесь, в куче мусора, но только ее половина. Карту практически разорвали пополам, другая половина спрятана внизу почти пять веков назад. Под дворцом имелись проходы, по которым незаконно перемещались наложницы. Они контролировались черными евнухами, которые властвовали в гареме. Тут были и потайные лестницы, но они давно исчезли, или доступ к ним перекрыли.
— Извините меня, мистер и миссис Салливан. — Голос Хеймера напугал КК и Майкла. Они повернулись и увидели, что молодой человек смотрит на свои часы и показывает на лестницу.
— Извините, — сказала КК, и они поспешили из хаммама, но, присоединившись к группе, снова остались в ее хвосте.
— Можно у тебя спросить?
— Конечно, — ответил Майкл с улыбкой.
— Почему ты этим занимался?
— Чем?
— Воровством. Почему ты воровал?
Майкл ненавидел это слово. Он ненавидел слова «вор» и «преступник». Эти термины использовались в суде, в тюрьме. Он задумался над ее вопросом, но ответить не мог. Слишком личное. Более личное, чем секс, считал Майкл. Он никогда ни перед кем не раскрывал душу. Никогда не обсуждал со своей покойной женой, почему стал вором. Поэтому он ответил КК наилучшим образом, какой ему пришел в голову.
— А почему ты?
Кэтрин терпеть не могла, когда на вопрос отвечают вопросом, но если хочешь, чтобы тебе доверяли, научись доверять другим.
— Моя сестра.
— Тебя сестра вынудила заниматься этим?
Девушка улыбнулась.
— В некотором роде. Мне было пятнадцать. Наша мать умерла. Денег не оставила. — Она помолчала, погрузившись на несколько мгновений в воспоминания. — Иногда в жизни приходится делать что-то ради тех, кого мы любим, о ком печемся. И порой это вещи не очень достойные.
Майкл кивнул.
— Нас хотели разделить, отдать ее в приемную семью. — Голос зазвучал печально. — Ей было всего девять. Я не знала другого способа достать нам деньги на жизнь.
— Ты ее воспитала?
Кэтрин кивнула, и Майкл испытал чувство стыда. Он не знал ее с этой стороны, даже не предполагал такого за ней — ребенок, вынужденный воспитывать сестру, искать место в мире.
— Я стала ей матерью и другом. Мне приходилось помогать делать домашние задания. Представь себе, я бросила школу, оставила занятия, чтобы работать, а мне приходилось помогать ей по математике и иностранным языкам. Но получилось. Шли годы, и я училась вместе с ней. Говорю на четырех языках, неплохо разбираюсь в тригонометрических функциях, вот только диплома у меня нет.
— И тебя ни разу не поймали?
— Нет, — отрицательно покачала головой КК. — У меня всего по два-три дела в году. Крупных. Искусство и драгоценности. Вещи, которые легко сбыть.
Майкл, слушая ее, наклонил голову.
— И знаешь, — продолжила Кэтрин, — каждый раз я себя ненавидела. Я до смерти боялась, что меня поймают, бросят в тюрьму, что Синди окажется на улице. Но больше всего боялась — просыпалась от этого в холодном поту — того, что она узнает, чем я занимаюсь. Я рассказывала ей про добро и зло, учила быть честной и целостной, а сама преступала через все рамки. Нарисовала для нее картину зла в этом мире. И знаешь что? Этим злом была я. Тем, чего никак не желала для нее. Хотела, чтобы она стала образованной, чтобы у нее была хорошая работа. Хотела для нее безопасности. И чтобы она получила все это, мне потребовалось забыть о морали и совершать преступления.
Майкл видел боль в ее глазах. Он понимал ее жертву, готовность отдать свою жизнь ради другого человека.
— Иногда нам приходится идти на компромиссы с совестью, — сказал Майкл. — Делать ужасные вещи ради тех, кого мы любим. И мы понимаем, что наши поступки, как бы мы ни объясняли их для себя, перечеркивают все благородство наших намерений. — Он остановился и повернулся. — Твоей сестре очень повезло. И тот факт, что ты воспитывала ее с детства, когда сама еще была почти ребенком…