— Я его не брошу.
— Я не говорю, что его нужно бросить, — смягчился Буш, давая задний ход. — Я просто хочу сказать, можешь ты, перед тем как пускаться во все тяжкие, заглянуть в свое сердце?
— Дело не в этом… — Майкл помедлил. Он прекрасно понимал, что имеет в виду Буш, который был его лучшим другом. Он знал Пола лучше себя самого. — Я не могу пройти мимо, когда рядом погибает человек. Я не могу пережить это еще раз, Пол.
— Ты любишь ее?
Майкл глубоко вздохнул, думая, спрашивая себя.
— Не знаю. Но она вернула меня к жизни. И я не готов отказаться от этого.
— Понимаю. Но ты играешь в мире, которого не знаешь. Он отличается от того, в котором ты варился прежде. Это Стамбул. Ты прежде крал в Штатах, Европе, России, но не здесь. Тут мыслят иначе, действуют иначе, говорят иначе… но…
— Что «но»? — Майкл подгонял друга к ответу.
— Но убивают они так же, как и всюду.
Майкл и КК вышли из отеля и двинулись по улице. Они не вертели головами и не видели желтый «Фиат», стоявший у тротуара вдали, не заметили его темноволосого водителя, следившего за каждым их шагом. А тот, в свою очередь, не видел крупного светловолосого американца, наблюдающего за ним. Буш стоял в глубине холла отеля, откуда ему открывался прекрасный вид на улицу через телеобъектив цифровой камеры.
Водитель сидел на своем месте, его голова почти касалась потолка. Буш улыбнулся, поняв, что человек максимально поднял сиденье, чтобы у людей создавалось впечатление о его якобы высоком росте.
Каштановые волосы прядями ниспадали на лицо, и он время от времени откидывал их назад правой рукой. Пол видел его невинное лицо — внешность, находившаяся в противоречии с его душой. Он не сводил бесстрастных глаз с Майкла и КК, разговаривая одновременно с двумя пассажирами, которые сидели с ним в машине. Они выглядели крупнее.
Буш сфотографировал их лица, зафиксировал номер машины, снял ее в целом. По своей прежней жизни полицейского он знал, что те, кто ведет наблюдение, очень часто не подозревают, что сами могут стать объектами слежки.
Когда парочка исчезла за углом, Иблис завел двигатель и тронулся. Пол подался назад, когда машина проезжала мимо отеля — миниатюрный человечек так и не узнал, что за ним следят.
Буш запечатлел в памяти лицо Иблиса, не переставая думать о Симоне, истекающем кровью, лежащем без сознания на мраморном полу номера. Он горел желанием обрушить кулак на череп того, кто посмел так обойтись с его другом.
Сотни витражных стекол пропускали внутрь лучи вечернего солнца, которые сливались в тысячи радуг и образовывали на полу громадный круг диаметром почти в двести футов — широкое пространство, на котором находилось до трех сотен туристов, отчего они становились похожими на муравьев на футбольном поле.
Сент-Пьер и Райан быстро прошли по мраморному полу, подняли глаза к куполу Софии, вершина которого вознеслась на сто восемьдесят футов.
Одно из самых невероятных сооружений в истории. Собор был четвертым в мире после Святого Павла в Лондоне, Миланского и Святого Петра в Риме. Невероятно, но построен он на тысячу лет раньше, чем его ближайший соперник.
Купол диаметром сто два фута, кажущийся невесомым, располагался на непрерывной галерее из сорока аркообразных окон, сквозь которые и просачивалось внутрь многоцветье вечернего света.
Собор являлся религиозным центром православной Византийской империи почти тысячу лет. На протяжении веков здесь находилось большое собрание христианских святынь, включая части гроба Христова, предметы, принадлежавшие Деве Марии, плащаницу Иисуса и мощи нескольких святых — всё, что унесли в разные церкви на Западе, когда Константинополь разграбили во время Четвертого крестового похода в 1204 году.
Стены были отделаны зеленым и белым мрамором с пурпурными вкраплениями порфира и богато украшены золотой мозаикой, изображающей Христа и Деву Марию, святых императоров и императриц.
После восьмимесячной осады 29 мая 1453 года султан Мехмед II привел в Константинополь стотысячное войско османских турок, завоевал город и положил конец тысячелетней Византийской империи, ознаменовав начало золотого века Османской империи, периода ее завоеваний и расширения.
Султан приказал не трогать византийскую церковь Святых Апостолов, потому что собирался посадить своего карманного патриарха, дабы через него общаться с подданными-христианами, но собор Святой Софии приказал немедленно переделать в мечеть. Колокола, алтарь, священные сосуды были изъяты, а многие христианские мозаики замазаны гипсом. Со временем возвели михраб, минбар, пристроили четыре минарета. Здание оставалось мечетью до 1935 года, когда власти Турецкой Республики решили переделать ее в музей.
Майкл и КК вышли из задней части музея и двинулись по длинной дорожке прямо к трем зданиям в юго-западной части музея. Гробница Селима II представляла собой квадратное сооружение с восьмиугольным верхним этажом, увенчанным пятнистым свинцовым куполом. Здание из резного камня, отделанное мраморными панелями, располагалось между гробницей сына Селима, Мурада III, и его внука Мехмеда III.
Перед входом расположился портик с центральным куполом и цилиндрическими сводами по бокам. По обеим сторонам входа расслабленно стояли два охранника, переговариваясь вполголоса и поглядывая на поток туристов, протекающий внутрь через широко открытые двери.
Внутри было светло благодаря двум рядам зарешеченных окон, опоясывавших здание, и третьему в барабане купола, а также еще восьми окнам в самом куполе. Изнутри он имел красный цвет и был украшен орнаментальными узорами синего и золотистого цветов, а под ним располагались красные и белые арки, опирающиеся на колонны светлого мрамора.
Между верхними и нижними окнами по восьмиграннику проходила синяя лента, которая служила границей, отделяющей атмосферу кладбища и небес наверху. Лента была исписана арабской вязью, говорившей о почтении к мертвым.
Уменьшившаяся к вечеру толпа туристов бродила между сорока четырьмя обтянутыми зеленой материей гробами разных размеров. В изголовья, под которыми покоились мертвецы мужского пола, были вделаны белые тюрбаны. Рядом с большим саркофагом Селима II расположились меньшего размера гробы его жены, пяти сыновей и трех дочерей, а также двадцати одного внука и тринадцати внучек — при виде их трехфутовых гробов туристы погружались в почтительное молчание.
Мраморные стены здесь не имели иных украшений, кроме узоров и арабской вязи, хотя эти стены были бесценны сами по себе. Охранники оставались снаружи, погруженные в свой разговор, и лишь изредка заглядывали внутрь.
— Насколько ты уверена, что посох находится в гробу? — спросил Майкл.
— Вполне.
— Нелепый ответ, — сердитым тоном прошептал Майкл. — Уверена или нет?
КК с трудом сдерживалась, чтобы не взорваться.