Но у нее сердце болело при мысли о том, что он определил ее путь в жизни, что он прислал Иблиса и превратил ее в преступницу, используя ее любовь к сестре. Мать говорила, что ее отец — человек, который способен только брать, что он исполнен цинического равнодушия ко всему на свете. Она прекрасно понимала, что мать взяла их на кладбище, чтобы они могли своими глазами видеть, как его похоронят.
Но ее ярость по отношению к Веню (она не могла заставить себя думать о нем как об отце) и злость по отношению к Иблису были ничто по сравнению с болью и разочарованием, связанными с сестрой. Она воспитала Синди, пожертвовала всем ради нее, помогала ей, заботилась. Сестренка бессчетное число раз плакала у нее на плече, жалуясь на жизнь, на сиротство, на неприятности в школе, на мальчишек — и даже не задумывалась о том, что той-то поплакаться некому. КК слушала рассказы сестры о ее несчастных влюбленностях, но ни разу не сказала, что в ее собственной жизни этого никогда не было — ни счастливой, ни несчастной любви.
По мере того как Синди росла, ее жизненными мотивациями все больше становились деньги и успех; она вечно говорила о том, как будет заботиться о старшей сестре, когда заработает свои миллионы. Ее обуяла подростковая жажда наживы, ей хотелось иметь все, и в конечном счете это захватило ее целиком. Исказило представление об истинных жизненных ценностях и сделало легкой добычей Иблиса, который заманил ее в мир пустых обещаний, иллюзорного богатства, в мир Филиппа Веню.
Перебирая в уме всю эту неразбериху и обман, КК исполнялась гневом, мешавшим ей думать. Гневом к Иблису, из-за которого так сложилась ее жизнь, к Синди, которая предала ее. Но более всего к кукловоду — человеку, который манипулировал ими, человеку, в ненависти к которому ее воспитывала мать.
Тот факт, что он жив, что она проникла в его офис, чтобы похитить письмо великого визиря… Кэтрин вдруг поняла, почему первая похищенная и проданная ею картина «Страдание» Гоетии висела там на стене. Это был трофей, выставленный с гордостью, — так тренер выставляет фотографии воспитанного им чемпиона.
А потом пришло осознание последнего — худшего из всего, что случилось. Именно Веню отправил ее на смерть в тюрьму «Хирон», прекрасно зная, что она его плоть и кровь. Есть ли в мире что-либо более чудовищное, чем отправить на смерть собственного ребенка?
Разные мысли теснились в голове. Кэтрин всю свою жизнь прожила, руководствуясь ложными мотивами, и вдруг оказалась у разбитого корыта. Она перебирала в памяти прожитые годы, жертвы и самоограничение, стремление вести нормальную жизнь, желание встретить человека, который протянул бы руку и вытащил ее из этой ямы, обнял бы ее, любил бы ее и исправил бы все в этом мире.
Потом ее мысли обратились к Майклу. Она так близко подошла к настоящей любви, которая наполнила радостью ее сердце и душу. У них так много общего, и если даже она злилась, бывала испуганной или усталой, все равно любовь неизменно связывала их сердца неразрывными узами. Кэтрин бывала в разных местах, в разных ситуациях, где можно найти любовь, но никогда не ожидала, что это случится именно так. И что она встретит человека, благодаря которому будет чувствовать себя во всех смыслах настоящей женщиной, чувствовать уверенность и не стыдиться прошлого. Он не настаивал на том, чтобы она как-то изменилась. И любил ее самой простой и самой сложной любовью. Утешал, когда она нервничала, успокаивал, когда была испугана, вызывал в ней желание. КК тосковала по нему сейчас, ей нужно почувствовать его успокаивающие объятия, услышать убаюкивающие слова…
Она теперь получала наказание за те краткие мгновения любви, за то, что позволила себе — пусть и ненадолго — забыться, за эту единственную минутку эгоизма; за все это тащат ее теперь на край земли два самых презренных человека из всех, кого она знала: один ее породил, другой — воспитал. А единственный человек, на которого, как ей казалось, она может положиться, которого вырастила, — ее собственная сестра предала и объединилась с теми, кого Кэтрин презирала.
Женщина подошла к холодильнику, нашла итальянскую колбасу и сыр. Откупорила бутылку вина. Она не собиралась умирать от голода; нужно быть в форме, когда придется разбираться с Синди. Кэтрин положила еду на маленький столик и села. Залезла себе под рубашку и вытащила медальон, сняла с шеи, положила на стол и прочла слова надежды: «Всегда есть завтра». Впервые с того дня, когда она встретила Майкла, КК усомнилась в этом утверждении — не только в отвлеченном афоризме, а в том, что она вообще когда-нибудь увидит его.
Она пошарила в ящиках столика, нашла бумагу и ручку. Наконец, дала волю своему сердцу, налила вина и стала писать:
Мой дорогой Майкл,
Прости…
КК увидела в иллюминатор, как восходит солнце, как его лучи золотят сочную зелень внизу под ранним утренним туманом. На севере она увидела пики Гималаев и поняла, что находится где-то над Индией. С того момента, когда она осталась одна, никто не постучал, никто не входил. Она знала, что Иблис и Синди находятся по другую сторону двери, и понимала, почему ее оставили одну. Они оба знали, какой гнев она обрушит на них, как только их взгляды встретятся.
Самолет начал опускаться, а еще двадцать минут спустя совершил посадку на небольшой частной полосе, опасно расположившейся на узком плато. Окружающее пространство представляло собой густые леса и зеленые холмы. Вдали, не более чем в сорока милях, Кэтрин увидел гору — такую громадную, что ничего подобного она в жизни не видела. На ее вершине, на фоне голубого неба, сверкала снежная шапка.
Самолет подрулил к стоянке в дальнем конце посадочной полосы. КК почувствовала какое-то шевеление в салоне и механическое движение — с пневматическим шипением открылась дверь самолета. Она сидела в ожидании, когда откроется дверь ее каюты, но этого не случилось. Выглянув в иллюминатор, Кэтрин увидела Иблиса и Синди — они спускались по трапу, следом шли семь человек.
Суета и движение закончились, в самолете воцарилась тишина. Прошло полчаса, прежде чем дверь открылась — КК увидела одного из людей Иблиса. Он не был вооружен и, повернувшись к выходу, не сказал ни слова. Она последовала за ним из самолета. В этот солнечный день температура здесь была не выше пятидесяти градусов [29] , а это свидетельствовало о том, что они находятся на высоте в несколько тысяч футов над уровнем моря.
Их окружали бесконечные холмы, укутанные плотными одеялами различных оттенков зеленого, поросшие сочными травами, кустарниками и громадными деревьями. Если не считать довольно убогой посадочной полосы, то других признаков цивилизации здесь видно не было. Никаких поселений, дорог, самолетов на парковке. Мир вне времени, навевающий ощущение покоя.
КК вошла следом за человеком в деревянную постройку с жестяной наклонной крышей, поросшей губчатым зеленым мхом. Из крыши торчала труба. Синеватый дымок растворялся в прохладном воздухе.
Охранник молча открыл дверь. КК заглянула внутрь и увидела старуху, стоящую на коленях перед плитой. На ней была темно-красная куртка на свободном оранжевом платье и большие ботинки. Темные волосы собраны сзади, а по загорелому лицу гуляла улыбка, от которой в уголках глаз собирались морщинки. В воздухе висел запах еды — на плите стояли кастрюли, сковородки с яйцами и мясом. Старуха приглашающе кивнула головой и выложила еду на тарелки, налила кофе в побитые кружки, сняла с полки приправы и столовые приборы.