– Как хорошо быть нормальными! – говорила она, доставая свой лифчик из гостиничного чайника (крышка которого – она могла в этом поклясться! – даже не сдвигалась с того самого момента, как они вошли в номер). – Бродить вдвоем по улицам совершенно свободно, заходить в пабы…

– Думать не моги об этом! – Джек даже поежился от такой мысли.

– А вчера меня снова арестовали, – сказала Полли. Вместе со своими товарищами она пыталась помешать выезду ракетных транспортировщиков с территории военной базы. В случае войны стратегический план заключался в том, что ракеты развозятся по всей стране на мобильных установках, чтобы сделать их менее заметной мишенью для врага. Армия периодически устраивала подобные учебные развертывания, используя пустые транспортировщики. Так вот во время протестной акции Полли и была схвачена полицией.

– Арестовали? – спросил Джек небрежно. – А ты не рассказывала. И как же это произошло?

Джек всегда делал вид, что все это совершенно несерьезно.

– Ничего замечательного. Ты же знаешь эту игру «хороший коп – плохой коп»? Я думаю, они там все впали в административный раж. Мне достались плохие копы, очень плохие копы. Никаких тебе сигарет, чашечек чая, одни сплошные оскорбления.

– Ну что же делать, таковы копы.

Полиция, которая одно время была настроена весьма дружелюбно к женскому лагерю в Гринхэме, начала уставать от женских выходок и вандализма и стала вести себя гораздо жестче.

– Я все думала, когда они оба хором на меня кричали, что, может быть, где-то там, в другом конце коридора, кому-то посчастливилось больше и его допрашивали хорошие копы. Предлагали чай, сигареты, всякие справки, талоны…

Солнце уже почти зашло. В комнате стоял полумрак.

– Полли, ты уверена, что никогда никому о нас не рассказывала?

– Джек, ты всегда спрашиваешь одно и то же.

Джек встал с постели и отправился в туалет. Дверь туалета он оставил открытой, что Полли ненавидела всей душой. Она любила, чтобы во всяких отношениях по возможности оставалось немного тайны. А дверь в туалете казалась ей к тому же слишком большой роскошью, чтобы ею не пользоваться. Вообще, в таком отношении к двери туалета она находила нечто упадочное.

– Ты правда никому не говорила?

Эти слова Джек произнес уже из туалета, перекрикивая шум воды. Его тон стал жестче с тех пор, как уклад его жизни стал зависеть от благоразумия Полли. Потом он вернулся в комнату, как всегда совершенно не задумываясь о своей наготе и о болтающемся в разные стороны члене. К такому стилю мужского интимного поведения Полли не надеялась когда-нибудь привыкнуть.

– Разумеется, я никогда никому ни о чем не говорила, – заверила его Полли. – Я знаю правила. Я тебя люблю…

Как и бессчетное множество женщин до нее, Полли ждала, что на эту фразу последует зеркальный ответ, и, не дождавшись – как и большинство женщин, – решила этот ответ спровоцировать.

– Ну?

– Что «ну»? – спросил Джек, зажигая еще две сигареты.

– А ты меня тоже любишь?

Джек возвел глаза к потолку.

– Ради всего святого, Полли, разумеется, я тебя люблю.

– Скажи это как следует!

– Я уже сказал!

– Нет, ты не сказал! Я тебя заставила сказать. Скажи это с чувством.

– О'кей, о'кей!

Джек изобразил на своем лице абсолютную искренность.

– Я люблю тебя, Полли. Я тебя правда люблю.

Наступила пауза.

– Ты меня правда-правда любишь? Правда-правда-правда? Я имею в виду, самым настоящим образом?

Именно из-за подобных расспросов большинство мужчин терпеть не могут ввязываться в разговоры типа «Я тебя люблю». По сути дела, эти разговоры не имеют конца. Очень скоро они вырождаются в выяснение отношений типа «А как сильно ты меня любишь?» и «Я тебе не верю!», потом дело доходит до самых ужасных обвинений: «Я совершенно уверена, что те же самые слова ты уже говорил той сучке, с которой я тебя в первый раз встретила».

– Да, Полли, я правда-правда тебя люблю. – Джек сказал это таким тоном, который означал, что он готов признаться даже в любви к обезьяньему дерьму, если это сохранит мир.

– Хорошо, – сказала Полли. – Потому что, если бы я почувствовала, что ты мне лжешь, я бы, наверное, себя убила.

Комната уже успела погрузиться в кромешную тьму, в которой светились только зажженные концы сигарет.

– Или тебя.

18

Когда в ту ночь Джек вернулся на базу, он направился прямиком в бар и заказал себе пиво и порцию виски. Бар был почти пустой, только капитан Шульц – как всегда, в одиночестве – сидел за игровым автоматом и привычно пытался отражать атаки космических пришельцев. Бедный Шульц. Он ненавидел армию столь же сильно, как Джек ее любил, хотя никогда не признался бы в этом даже самому себе. Шульц старался не иметь определенных мнений о чем бы то ни было, чтобы не вляпываться в неприятные дискуссии. И в армию он пошел исключительно потому, что так поступали мужчины из его рода (и некоторые из женщин). Тот факт, что Шульц был совершенно не приспособлен к армейскому уставному обиходу и к самостоятельным решениям, не имел отношения к делу. Альтернативы для Шульца никогда не существовало.

Джек познакомился с ним еще в Вест-Пойнте, куда Шульц пролез благодаря комбинации семейных связей и собственного упорства. Немного спустя они вместе попали на американскую базу в Исландии, где Шульц стал капитаном в результате чужой провинности. Так получилось, что его начальник нашел новое место дислокации очень холодным и попытался согреться с помощью повального совращения молодых женщин в Рейкьявике. После очередного слишком уж скандального происшествия он был с позором уволен, и Шульц раньше положенного срока выслуги занял его место. Джеку подобное обстоятельство казалось очень интересным: он, самый успешный студент своего выпуска в военной академии, и Шульц, самый неуспешный студент того же выпуска, двигались по карьерной лестнице с одинаковой скоростью. Восхождение Джека основывалось на его собственных блестящих успехах, восхождение Шульца – на чужих промахах и слабых позициях. Но они были обречены следовать друг за другом, как тень, на протяжении всей их карьеры.

В ту ночь в баре Джек испытывал непреодолимую потребность с кем-нибудь поговорить. Он все еще находился под впечатлением своего недавнего разговора с Полли и пребывал поэтому в редком для себя общительном настроении. Больше всего на свете ему хотелось, разумеется, чтобы здесь оказался Гарри, с которым он наверняка мог бы обсудить всю болезненность и сложность своих переживаний. Но Гарри находился за тысячи километров отсюда, в Огайо. А под рукой имелся только Шульц. Джек остановился рядом с игровым автоматом и принялся наблюдать, как Шульц теряет всех своих защитников одного за другим за очень короткое время.