Феминизм в это время тоже претерпел кардинальные изменения. По крайней мере, так утверждали отделы стилистики воскресных газет. Тот год был отмечен появлением стиля поведения, который получил название «новая мужественность». Для мужчин стало модным быть хулиганами и вести себя грубо. Разумеется, в пабах и клубах по всей стране жизнь продолжала идти своим чередом. Парни в больших количествах употребляли пиво и устраивали между собой потасовки, девушки за водкой и апельсиновым соком продолжали во всеуслышание обсуждать размер пенисов своих партнеров. Однако для столичных средств массовой информации «новое мужественное направление» стало откровением. Оказалось, что мальчики и девочки слишком устали от всей этой обременительной политической корректности и теперь готовы снова стать непослушными и испорченными. В ретроспективе единственный длительный культурный импульс всего этого дела состоял в том, что появилась возможность давать полноценную рекламу бюстгальтеров, а молодые женщины смогли громко проклинать «четвертый путь», что в то время воспринималось очень серьезно.
Для Полли это были счастливые времена. Ей очень нравилось снова иметь настоящий дом, пусть даже это была лишь комната в коммунальной квартире. Две девушки, с которыми жила Полли, вскоре подружились, хотя коммунальное житье не обходилось без обычных для него проблем. Полли казалось, что Саша постоянно оставляет за собой в ванной ужасный парфюмерный запах, а Дороти задействует на кухне практически всю имеющуюся там посуду, даже когда собирается сварить себе одно яйцо. Со своей стороны, девушки обвиняли Полли в том, что она завешивает ванную комнату своим нижним бельем и не снимает его даже тогда, когда оно совсем высохло. Кроме того, совершенно неминуемо, каждая из трех была абсолютно убеждена, что она единственная чистит унитаз, выносит мусорное ведро или стирает кухонные полотенца. К тому же в доме наверняка водилось привидение, которое испытывало постоянную жажду, потому что чистые чашки каким-то непостижимым образом постоянно оказывались использованными и сваленными в раковину. Телефон тоже, разумеется, был постоянной проблемой. Ни одна из трех, разговаривая по телефону, ни в коем случае не желала обременять себя наблюдением за таймером, который, разумеется, был мерзким и фашистским изобретением; в то же время, когда приходили телефонные счета, ни одна из трех не желала признавать, что она наговорила на треть такой большой суммы.
Разумеется, изредка случались и настоящие ссоры, и уж тогда они разворачивались по полной программе. Это были высокооктановые, полномасштабные и крикливые женские ссоры, которыми все они втайне наслаждались. Подобную ссору могло вызвать все что угодно: пакет молока, купленный одной из них и выпитый двумя другими; не поставленный на место порошок для мытья посуды; не вовремя включенный пылесос; бойфренд, которого стошнило на софу, после чего он прикрыл свой грех подушкой и скрылся.
– Да, все правильно! – пронзительно кричали они друг на друга. – Мне осточертели такие сучки, как вы! Я немедленно съезжаю! – Но, разумеется, они не съезжали. И даже получали от этих криков своеобразное острое удовольствие.
После получения аттестата зрелости Полли продолжила образование в области социологии. Несмотря на то, что по сравнению с другими студентами она казалась унизительно старой, все же первый год обучения она ухитрилась провести весело и бурно. В те времена нелегальные танцевальные вечеринки играли большую роль в студенческой жизни. Идея заключалась в том, чтобы найти громадное, желательно бетонное и как можно более отвратительное помещение и находиться там безвылазно по пятнадцать часов подряд. По мнению Полли, именно в связи с этими сборищами в моду снова неожиданно вернулись наркотики. Это был единственный способ продержаться на ногах столь длинную и ужасную ночь. Полли и другие девушки иногда тоже употребляли экстази, но вскоре испугались. Вокруг ходило слишком много историй о людях, которые, лишь взглянув на таблетку экстази, внезапно падали в параличе или умирали.
К тому же и последствия ночи на экстази были тоже довольно болезненными. Полли обычно вставала с постели с тяжелым похмельем, но выходить в холодный серый рассвет, в то время когда завязавшие с наркотиками скоты сбывали свой товар в Суссексе, было слишком тяжелым испытанием для нее. Когда она оглядывалась кругом и видела рядом с собой какой-нибудь окосевший от спиртного образчик мужской особи, от которого она получала смачные поцелуи и уверения в неослабной любви предыдущей ночью, то в конце концов поняла, что выпивка безопаснее наркотиков.
Полли казалось, что, кроме учебы и вечеринок, студенты больше ничем не интересуются. Она была в высшей степени разочарована, обнаружив в своих коллегах поразительно низкий уровень политического активизма. Страх перед будущим давно уже выбил из молодых людей всякое желание заниматься политической борьбой. В шестидесятые-семидесятые годы они могли себе позволить повоевать с обществом в полной уверенности, что смогут легко вернуться обратно в его лоно, причем вернуться, чтобы занять в нем высокое положение. В восьмидесятые, однако, мир повернулся к выпускникам вузов своей нестабильной стороной, и только немногие из них могли позволить себе такую роскошь, как забота о судьбах других людей.
После получения диплома Полли ухитрилась быть избранной в муниципальный совет, благодаря чему через некоторое время смогла получить работу в бюро равных возможностей. Именно там она встретила свою новую любовь, которая обернулась для нее новой катастрофой.
Катастрофу звали Кэмпбеллом. Красивый, умный, высокообразованный (в области медицины), Кэмпбелл оказался, к сожалению, безнадежно женатым человеком. Они с Полли встретились во время субботне-воскресной конференции под названием «Расы, пол, сексуальные предпочтения и местное самоуправление». Вплоть до пятичасового чая на второй день конференции Полли находила свое участие в ней едва ли не более интересным занятием, чем лежание в гробу, но Кэмпбелл в корне изменил ее мнение. Как и она, он был советником по труду, но в отличие от нее занимал одно из ведущих мест в местной партии и имел хорошие шансы быть избранным в кандидаты для участия в следующих парламентских выборах. Джон Смит умер, правление Тони Блэра привело к полной смене правительственного состава и вообще стиля руководства: на смену старикам пришло поколение ловких, красивых, доброжелательных к средствам массовой информации профессионалов. Кэмпбелл превосходно вписывался в такой политический стиль, хотя ему уже было чуть-чуть за сорок.
Их любовная страсть возникла как электрический заряд: тут имел место один из тех внезапных физических порывов, которыми просто нельзя пренебречь. Полли и Кэмпбелл пропустили финальную сессию конференции под названием «Сколько членов высшего менеджмента имеют клиторы?», потому что занимались сексом в местном буфете. После этого они просто не могли взглянуть друг на друга без того, чтобы тут же не начать заниматься сексом. Они рисковали безумно, трахались в рабочих кабинетах, в приемной Кэмпбелла, позади места спикера в городском совете, на автомобильных парковках, за живой изгородью, перед живой изгородью, на живой изгороди и в туалете бирмингемского пульмановского спального вагона.
Полли выражала беспокойство по поводу кэмпбелловской жены, но он, разумеется, старательно уверял ее в том, что они с Маргарет давным-давно разошлись. Что, к сожалению, для самой Маргарет оказалось абсолютной неожиданностью, потому что она понятия не имела о том, что у них с мужем что-то не в порядке.