– Это мальчик, Джек, – прошептала Полли. – У нас сын.
Всю свою жизнь Джек хотел иметь ребенка, и, будучи человеком военным, конечно, он особенно хотел сына. Их брак с Котни так и остался бездетным. Она была еще молода и амбициозно относилась к своей карьере, а потом они слишком быстро расстались. Но иметь сына от Полли!.. Такая мечта посещала Джека очень часто. Он воображал себе, какого замечательного, одухотворенного сына мог принести такой союз. Джек попытался взять себя в руки и избавиться от неуместного наваждения. У него нет ни времени, ни желания впутываться в подобного рода фантазии, да еще в такой момент. Воображая Полли матерью своего ребенка, он только напомнил себе, до какой степени он все еще ее любит, а он не может себе позволять ее любить. У него есть более высокая любовь – любовь к власти, любовь к карьере, любовь к самому себе.
Тем не менее он все еще не мог нажать курок.
– Как его зовут? – спросил Джек, позволяя себе немного понаслаждаться несбыточной мечтой.
– Туманный Рассвет, – тотчас ответила Полли.
– Что? Туманный, твою мать, Рассвет? Ты назвала сына Туманным Рассветом?
– В школе он поменял имя на Коллин.
– А чем ему не понравился Джек?
– Джек ему не понравился всем, ты, сволочь!
Джек понимал, что разговаривает слишком много. Он знал, что пора кончать, пора совершить поступок. Поступок, который – раз уж он себя считает настоящим мужчиной, раз уж он собрался стать лидером других людей! – являлся его тяжелой обязанностью. Люди, которым предназначено судьбой командовать людьми, должны уметь жертвовать.
Полли видела колебания Джека.
– Ты не можешь убить меня, Джек, – произнесла она медленно и ясно. – Я мать твоего ребенка.
Все это превращалось постепенно в сумасшествие. Джек знал, что это самое настоящее сумасшествие.
– Ты же принимала таблетки! – сказал он.
– Я тебе лгала. Я ведь знала, что ты просто шизофренически боишься всего, что может помешать твоей драгоценной карьере, и поэтому лгала. Я всегда была против всякой химии, особенно той, которую приходится принимать внутрь. Я пользовалась натуральной морской губкой, и она протекла.
Звучало убедительно. Полли относилась к числу тех не в меру самоуверенных, нелогичных, идеалистических дурочек, которые действительно могут использовать губку в качестве барьера для жидкости. Как и прочие подобные ей самоуверенные идиоты, которые считают свои принципы более могущественными, чем законы природы. С другой стороны, она ни разу не упоминала о ребенке в прежнем разговоре. Джек пытался сосредоточиться – не слишком легкое занятие под взглядом этих впивающихся в него глаз, которые молят о пощаде и которые ему так дороги.
– Ему сейчас должно быть пятнадцать лет, Полли, – сказал Джек.
– Все правильно, ему пятнадцать.
С неимоверным усилием пытаясь сконцентрироваться, Джек все-таки начал преодолевать свой первоначальный шок и вновь обретать самоконтроль.
– И где же он сейчас? – спросил он. – Разве молодому парню не нужна мать?
– Он у бабушки! – ответила Полли, может быть, чуть-чуть слишком поспешно, чуть-чуть слишком отчаянно. – Она его портит. Разрешает пить колу со спиртом.
Теперь Джек все понял.
– Фотографии, Полли! – сказал он.
– Что?
– Я не вижу ни одной фотографии. Покажи мне хоть одну фотографию нашего сына, Полли. В детстве, в отрочестве, современную, любую. Хотя бы одну фотографию.
Полли поняла, что ее игра проиграна. Дальше она уже не может поддерживать свою спасительную ложь. По крайней мере, продлить ее настолько, чтобы за это время найти способ протянуть руку к изголовью кровати и нажать кнопку вызова полиции на стене. Ничего у нее не получится.
– У меня… у меня нет ни одной, – пролепетала она.
Полли не хотела делать аборт. Она так сильно любила Джека и внезапно обнаружила, что носит в себе его частичку. Но в то время ей казалось, что у нее нет выбора: одинокая семнадцатилетняя девушка с ребенком на руках? О нет, только не это! В школе вместе с Полли, только классом старше, училась одна такая молодая мать. Как же Полли тогда жалела эту несчастную, до времени повзрослевшую, пожертвовавшую своей юностью ради одного мгновения страсти! Полли, конечно, любила Джека, даже несмотря на то, что он сделал с ней, и очень хотела оставить его ребенка – но только не в обмен на свою жизнь. По крайней мере, так она смотрела на свою проблему в то время. В семнадцать лет она думала, что стать матерью равносильно концу жизни. Сколько жестокой и ужасной иронии заключалось для нее теперь в сознании того, что, сохрани она тогда ребенка, возможно, теперь это сохранило бы ей жизнь.
– Я очень сожалею, Полли, – сказал Джек.
И он действительно сожалел, так сожалел, что у нее нет ребенка, которого она могла бы ему предъявить. Сожалел, что они не соединили свои жизни вместе, что он бросил ее ради того, чтобы служить этой холодной, безжалостной, неблагодарной стране. Но более всего он сожалел о том, что, несмотря ни на что, он все-таки обязан ее убить.
Полли почувствовала, что его решимость вновь к нему возвращается, что ее жизнь ускользает от нее безвозвратно.
– Ты же говорил, что все еще любишь меня! – воскликнула Полли, падая на колени.
– Я действительно все еще люблю тебя, – ответил Джек, и во второй раз за этот вечер в его глазах заблестели слезы.
– А это значит, что ты не можешь меня убить! – взмолилась Полли.
– Полли, – произнес Джек таким голосом, как будто это он должен был ее о чем-то молить. – Попробуй меня понять. Если я возглавлю Комитет начальников штабов, как ты думаешь, какая следующая ступень передо мной открывается? (Полли начала рыдать.) Я могу стать президентом. Да, президентом. Лидером единственной в мире супердержавы. Были времена, когда всю жизнь напролет люди вели войны ради какого-то жалкого и грязного клочка земли с несколькими хижинами. Они приносили в жертву своих сыновей и внуков, чтобы защитить какую-то жалкую родовую корону. Люди испокон веков воевали и совершали преступления ради власти. Из-за этого проливались реки крови! Их притягивала самая ничтожная власть, только тень власти! А у меня впереди маячит владычество над всем миром! Над целым миром, Полли! Твое существование подвергает мои шансы серьезному риску. Неужели ты серьезно надеешься, что с такими возможностями и с такой перспективой я отступлюсь и не стану губить одну-единственную жизнь?
Да, но тут возникал один глупый вопрос. Полли увидела его даже сквозь слепой ужас, стоявший в ее глазах.
– Разумеется, надеюсь, ты, проклятый недоумок!
– Потому что я тебя люблю? – спросил Джек.
– Не знаю почему.
– Любовь – враг карьеры, Полли, – ответил Джек. – Я уже сделал свой выбор шестнадцать лет тому назад тем ранним утром в номере отеля. И не имею ни малейших намерений отступаться от него сейчас.