— Ой, вот только не надо передергивать, — недовольно скривился Невский. — Всего должно быть в меру, в том числе и ада. Ну ладно, я в тебя верю! — сказал он на прощание и исчез.
Когда я вернулась в гостиную, то застала новоиспеченную семью за светской беседой.
— Погода сегодня просто ужасная, — заявила Нина Платоновна, как-то странно поджимая губы.
— Да, я с вами полностью согласен, — важно отозвался Максим.
— Вчера тоже был кошмар, — сказала Оля, закатывая глаза.
— А завтра будет еще хуже! — радостно подхватил Игорек.
Наверное, так ведут себя люди, которые знают, что в люстру вмонтирована скрытая камера и каждое их слово передается на всю страну.
Я уселась в кресло и принялась внимательно разглядывать лицо Максима. Я пыталась обнаружить на нем следы помешательства, но никакой патологии мне найти не удалось. Малахов выглядел нормально. Даже слишком, по нынешним временам, когда у половины сограждан в анамнезе невроз и пограничные состояния личности. Держался он немного скованно, впрочем, в данной ситуации в этом не было ничего удивительного.
— Вот что, — решительно вклинилась я в беседу, — пока мы не начали представление, давайте кое-что обсудим.
Выражение лиц у присутствующих мгновенно стало человеческим.
— Мне интересно знать, Максим, зачем ты это делаешь. Пойми меня правильно, ведь твое поведение выглядит довольно странным, ты не находишь?
Все взгляды устремились на Малахова.
— Это один из самых странных поступков, которые я когда-либо совершал, — усмехнулся Макс.
Не встретив сопротивления, я с удвоенной прытью ринулась вперед:
— Какая у тебя проблема? Ты уверен, что мы сможем тебе помочь? А вдруг — нет? Может быть, тебе лучше сначала проконсультироваться с психологом?
— У психолога я уже был. Именно он посоветовал мне пойти на этот эксперимент. Хотя даже он не уверен, что мне удастся излечиться. Слишком застарелый психологический комплекс.
— Излечиться? — встрепенулась Нина Платоновна. — Значит, ты болен?
— Можно сказать и так, — грустно отозвался Малахов. — Ведь душа тоже может болеть…
Тут мне на ум пришло слово «душевнобольной», и оно мне совсем не понравилось.
— Расскажи, что это за комплекс, — потребовала я.
Максим смущенно поерзал на диване, вздохнул и, поняв, что отвертеться не удастся, начал рассказ:
— Все наши проблемы родом из детства…
Трагедия неразделенной любви взрослого человека — ничто по сравнению с трагедией ребенка, которого не любит родная мать.
Маленького Максимку мать ненавидела. Самое яркое воспоминание его детства: ее холодный взгляд и недовольное: «Отстань от меня, мне некогда». А ему так хотелось изо всех сил прижаться к ней и сказать, что она — самая молодая, самая красивая, самая лучшая…
Олеся Малахова действительно была очень молода. Она родила рано — в 16 лет. Ее одноклассники выполняли экзаменационную контрольную по алгебре за девятый класс, а у нее в это время начались схватки в роддоме номер 2 подмосковного Серпухова.
При социализме сериалов по телевизору не показывали, заняться дворовым кумушкам было нечем. Вот и мололи они языками, обсуждая истории многолетней давности. При виде пятилетнего Максимки соседки всегда принимались шушукаться:
— Мать его в подоле принесла. Выблядок…
Ребенок запомнил незнакомые слова, но не решился спросить у мамы, что они означают. Подошел к бабушке.
— Баба, а что такое «в подоле принесла»?
— Не слушай никого, деточка, это плохое выражение, — зашептала бабушка.
— А «выблядок» — тоже?
Вместо ответа, бабуля широкой рукой вытерла набежавшие слезы.
Родители Олеси приехали в Подмосковье из уральской деревни. Работали на силикатном производстве, мыкались с ребенком по общежитиям, через десять лет получили-таки квартиру. Все надежды на будущее они связывали со своей единственной дочерью. Вот вырастет, выучится на врача, выйдет замуж за хорошего человека и родит им внуков. Олесенька, отличница и скромница, из всего этого списка только и сделала, что родила. Несовершеннолетняя и вне брака. Позор на их седые головы.
Максим узнал, как было дело, только когда сам закончил школу.
Олеся пошла на день рождения к подруге, там оказался ее старший брат, только что вернувшийся из армии. За столом брат ухаживал за девушкой, и Олесе льстило внимание такого взрослого парня. Они потанцевали, потом пошли в другую комнату и стали целоваться. Когда молодой человек полез ей под юбку, Олеся засопротивлялась. Внезапно его галантность улетучилась без следа. Рядом с девушкой стояло агрессивное животное.
— Ты что, сука, продинамить меня решила? — угрожающе зашептал брат подруги. — Возбудила, а теперь в кусты? Раздевайся сама, а то убью!
В его руке блеснуло лезвие ножа. От ужаса Олеся не смела пискнуть. Она послушно сняла трусы.
Девушка никому ничего не сказала. Она тут же ушла с праздника, сославшись на головную боль. Дома она подмылась и легла спать. И всю ночь тихонько, чтобы не разбудить родителей, проплакала в подушку.
Через месяц «красные дни» не пришли. Олеся заволновалась. По прошествии еще одного месяца она заподозрила неладное. Но девушка боялась признаться кому бы то ни было, и в первую очередь — строгим родителям. Это сегодня во многих городах есть службы психологической помощи, в том числе и для женщин, переживших насилие, а тогда в Советском Союзе таких учреждений не было. Впрочем, согласно официальной версии, секса в стране тоже не существовало. Тем более для пятнадцатилетних школьниц.
Сначала Олеся скрывала от матери тошноту по утрам, потом научилась втягивать живот. Как ни странно, ей удалось сохранить свою тайну в течение семи месяцев. А потом девушке стало дурно на уроке химии, ее отвели к школьному врачу, которая и обнаружила правду.
Разразился жуткий скандал. Завуч по воспитательной работе, прошляпившая такое ЧП, получила выговор от заведующего гороно, классную руководительницу лишили премии.
Родители Олеси, узнав о случившемся, допросили дочь с пристрастием и выяснили все обстоятельства дела. Но об изнасиловании они заявлять не стали, потому что это был верный способ опозорить девушку на весь город. Олесю в спешном порядке перевели в вечернюю школу. Там учителя и ученики к жизни поближе, всякого навидались и не задают глупых вопросов.
Через год молодая мать получила аттестат зрелости. Но дорога в институт ей была заказана: надо поднимать ребенка. Днем Олеся училась в медучилище, а по вечерам работала в больнице уборщицей. А поскольку дома оставить Максимку было не с кем, его на всю неделю сдавали в ясли.
Любой психолог скажет вам, что для маленького ребенка нет ничего страшнее, чем разлука с матерью. Травмируется не только психика младенца, также замедляется его физиологическое развитие. Ребенок может даже умереть — просто потому, что ему не для кого жить. Отсутствие материнской любви невозможно компенсировать в более поздние годы, маленький человечек никогда не простит этого предательства.