— Тоже прозвище? — спросила я с замирающим сердцем.
— Нет, вроде настоящая фамилия. Его недавно убили, говорят, месть бывшей жены. — И дама скептически хмыкнула.
Я поразилась, насколько быстро распространяются слухи. А капитан Супроткин еще твердил мне про какую-то тайну следствия!
— А на самом деле что произошло? — Я постаралась, чтобы мой голос звучал спокойно. Хотя внутри я вся дрожала от возбуждения. Неужели вот так, средь шумного бала, случайно, я узнаю имя убийцы Льва Котика? Право же, ради такого подарка я бы вытерпела не только балет, но и бокс.
Однако собеседница меня разочаровала.
— Кто его знает… — пожала она плечами. — Когда из искусства делают бизнес, ничего хорошего не жди.
Если в конце представления поклоны длятся дольше, чем аплодисменты, — это провал. Чтобы такого не случилось, артисты обращаются к клакерам. Специально нанятые люди будут шумно аплодировать, организуют море цветов от «благодарных зрителей» и вообще создадут впечатление успеха.
Вот оно, оказывается, что. У Котика был побочный бизнес: он руководил клакой. Или это магазин являлся для него прикрытием основной деятельности на ниве культуры? Как бы то ни было, но я должна прижать к ногтю Каминского и заставить его рассказать все: явки, пароли и адреса.
— В буфет пойдем? — спросил Малахов.
Я посмотрела вслед удаляющейся спине Каминского.
— Ты иди, а я тут в толпе подругу заметила, хочу с ней поговорить, — быстро сориентировалась я.
— Где? — заподозрил обман Максим.
— Ну вон же она, — я неопределенно махнула рукой, — в черном платье. Лена! — громко крикнула я, и на зов обернулись сразу несколько девушек. — Видишь?
И пока Малахов не успел опомниться, я стала быстро пробираться к выходу. Каминского я настигла в фойе около лестницы.
— Вот так сюрприз! — весело сказала я.
Александр резко обернулся:
— Мы знакомы? Ах да… Вы, кажется, журналист? Извините, не помню вашего имени.
— Людмила, журнал «Звуки му».
— Точно. Ну, как вам представление? — светским тоном поинтересовался Каминский.
— Какое вы имеете в виду: то, что на сцене, или то, что происходило в зрительном зале?
Мужчина состроил удивленную мину. А я перешла в наступление.
— А вот интересно, — спросила я с милой улыбкой, — сообщили ли вы следователю, ведущему дело об убийстве вашего начальника, о криминальном бизнесе последнего?
— Какой еще криминал? О чем это вы? — изменился в лице Каминский.
— Клакерство. Или этот вид деятельности уже стал легальным?
Александр забормотал что-то невразумительное и попытался скрыться в толпе. Но я схватила его за рукав свитера и сурово сказала:
— Я вас задерживаю. Пройдемте в ближайшее отделение милиции. Там с вас снимут отпечатки пальцев и поместят за решетку до выяснения дальнейшей судьбы.
— По какому праву? — возмутился клакер. — Вы журналист, а не прокурор!
Ложь не является ложью, если она говорится ради общественного блага. Поэтому я принялась беззастенчиво врать:
— К вашему сведению, я являюсь добровольным помощником следственных органов. А с этого года нам разрешено самостоятельно проводить задержание граждан, особенно если они подозреваются в убийстве. У меня и «корочки» МВД имеются…
И я принялась рыться в сумке, якобы в поисках документа.
Расчет оказался верным: трусливый Каминский мигом растерял свою уверенность, нервно огляделся по сторонам и сказал:
— Давайте обойдемся без лишней шумихи. Я отвечу на все ваши вопросы, только не надо никакой милиции. Мне еще сегодня «бис» кричать.
Прозвенел звонок, зрители потянулись в зал, фойе опустело. Мы с Каминским уселись на красный бархатный диванчик и стали беседовать.
— Лев Котик работал со всей клакой Москвы? — спросила я.
Александр искренне рассмеялся:
— Побойтесь Бога! В столице немало таких организаций. Он контролировал лишь Большой и консерваторию. У оперетты — своя клака, у драматических театров — тоже. Вся Москва, надо же! — И он опять захихикал.
Его шакалий смех мне совсем не понравился, но я решила не обращать внимания на такую ерунду.
— Значит, теперь, после его смерти, вы стали главным?
Каминский понял, куда я веду, и заволновался:
— Да, я взял дело в свои руки. Но поймите, я не убивал Льва. Мне это было совершенно невыгодно.
— Ну как же, невыгодно… — скептически протянула я. — Расскажете это своему адвокату. Неужели будете отрицать, что ваш доход значительно вырос?
— Да, вырос, — горячился Каминский, — но и хлопоты умножились. И потом, вы хоть представляете себе, как организован наш бизнес? Думаете, что я весь гонорар кладу себе в карман? Для представления необходимы минимум пятьдесят человек, и каждому надо заплатить. Но не это главное. — Александр наклонился ко мне и интимно зашептал на ухо: — Львиная доля гонорара уходит наверх.
— Куда? — не поняла я.
— Ну, наверх. — Каминский выразительно поднял глаза к потолку. — Это же мафия, организованная преступность. Полагаете, нам бы позволили этим заниматься, если бы за всем этим не стоял один влиятельный человек?
— Кто он?
Александр вздохнул:
— Поверьте мне, голубушка, вам лучше не знать его имени. Иначе я не ручаюсь, что вы умрете в глубокой старости и в своей постели.
— Вернемся к убийству Котика. Вы утверждаете, что не уби…
Мужчина перебил меня на полуслове:
— Поймите, он был моим другом. Настоящим другом, одним из немногих. В бизнесе я был за ним как за каменной стеной. А теперь мне приходится решать такие вопросы, от которых волосы на голове дыбом становятся. И еще мне… мне страшно. Это все только выглядит так красиво: цветы, аплодисменты, оперные декорации… А я в последнее время все чаще думаю: может быть, Льва убили из-за клаки? Может быть, скоро моя очередь?..
Нет, Каминский не врет. Я каким-то звериным чутьем ощутила его страх. Мужчина действительно боялся и действительно тяготился своими новыми обязанностями. Мне стало его жалко. Мне вообще жалко всех людей, которые занимают в жизни не свое место. И не важно, кто они по профессии: бухгалтеры, дворники или клакеры.
Чтобы как-то приободрить Александра, я весело спросила:
— А что, если вам бросить эту клаку? Ведь занимаетесь черт знает чем, пудрите людям мозги. Кто вы по специальности? В конце концов, можно освоить новую профессию…
Я достигла цели. Из глаз Каминского исчезло тревожное выражение, мужчина горделиво выпятил грудь.