К восьми утра я лежала на диване выжатая как лимон и тихонько плакала. Ну почему я такая невезучая? Почему у меня все не как у людей? Разве поверит мне Настя, что деньги куда-то пропали? Да она наверняка решит, что я прикарманила их себе! Впрочем, дело даже не в том, что она обо мне подумает. Главное — ее посадят в тюрьму! Сколько там дают за убийство — восемь, десять лет? И я до конца жизни буду существовать с этим! Мне никогда не искупить свою вину!
«Лучший способ для самоочищения, самосовершенствования и искупления в муках — молоко с огурцом», — бесстрастно произнес мой внутренний голос.
«Что?! — встрепенулась я. — Ты еще издеваешься?!»
«Грех предаваться унынию, когда есть другие грехи! Например, чревоугодие, — вкрадчиво продолжил голос. — У тебя ведь еще остался кусочек того божественного торта, с вишнями?»
Действительно, остался. Я вытащила торт из холодильника, меланхолично доела вкуснейшее суфле — и жизнь показалась мне не лишенной некоторого очарования. И тут же пришло решение: надо бороться!
Если у меня нет возможности вытащить Настю из тюрьмы с помощью взятки, то остается один выход — найти настоящего убийцу и сдать его милиции. Тогда он отправится под следствие, а мою подругу выпустят на свободу. Все просто и гениально!
Вот только одна проблема: я ничего не знаю о Краснянском. Кто он? Как его зовут на самом деле — Рустам или Арнольд Борисович? А может быть, вообще Кузьма Макарович? С кем он общался? Была ли афера с безработными женщинами единственной в его жизни? И самое главное — каков мотив убийцы? Имеет ли логика следствия под собой какие-либо основания? Я имею в виду версию, что Краснянскому отомстила одна из обманутых им соискательниц.
Единственное, что я знаю, — его адрес. Значит, буду плясать от этой печки. В конце концов, не может же человек жить в вакууме: у каждого есть родственники, друзья, соседи, наконец. Кто-нибудь наверняка расскажет мне правду.
* * *
К дому Краснянского я подходила на ватных ногах. Умом-то я понимала, что труп давно увезли, но все равно не давало покоя ужасное видение: он все еще там, лежит в луже застывшей крови.
Кстати, когда я видела Краснянского в последний раз, кровь, в которой он лежал, была свеженькая. По-другому и быть не могло: между моей встречей с ним и убийством прошло не больше часа. Теперь мне предстоит раскопать, что же случилось за это время. Возможно, его соседи мне помогут. А вот и бесплатные информаторы, готовые за здорово живешь выложить все военные секреты страны, будь они в них посвящены.
Около подъезда на лавочке сидели три пенсионерки. Еще издали я услышала, что пожилые дамы живо обсуждают как раз интересующую меня тему. Представляю, насколько бедна событиями их жизнь, если пятый день подряд они мусолят одно происшествие, пусть и такое страшное. Я осторожно примостилась на край скамейки, напустив на себя отрешенный вид. Дескать, устала топать по жаре, присела передохнуть. Старушки сначала насторожились и замолкли, многозначительно поджав губы, но уже через минуту не обращали на меня никакого внимания.
— Так его что же, ножом зарезали? — поинтересовалась пенсионерка с мелкой химией на сиреневых волосах.
— Какое там «зарезали»! — компетентно воскликнула дама с жидким пучком на голове. — Из пистолета убили. Говорят, пять пуль в теле нашли!
— Да будет вам ерунду-то молоть, Нинель Митрофановна! — тут же встряла третья дама, с аккуратной стрижкой. — Мой благоверный слышал, как милиционер сказал: «Рана на голове нанесена тупым предметом, возможно табуреткой, которая валяется рядом с трупом». Они ее увезли на анализ.
— Анализ, Ольга Сергеевна, — это когда вы мочу или кал в поликлинику сдаете, — со змеиными интонациями в голосе откликнулась Нинель Митрофановна. — А они увезли на экспертизу.
— Ну а что же квартира так и будет стоять? — подняла новую тему сиреневая дама, загасив тем самым конфликт в самом зародыше. — Там ведь кровищи ужас сколько нахлестало!
В этом вопросе оказалась компетентна Нинель Митрофановна:
— Ну, сегодня утром приехал Петрович. Как увидел все это, первым делом попросил у меня швабру, да я не дала. Ишь чего захотел, как деньги за квартиру огребать, так он и сам умеет, а как полы мыть, так моя швабра понадобилась. Вот и пришлось ему сбегать в хозяйственный. С тех пор он из квартиры не выходил. Должно быть, все еще ее убирает.
— Да как же он решился сам кровь замывать? — всплеснула руками Ольга Сергеевна. — Не мужское это дело.
— Ничего, пусть поработает, — с завистливой злобой огрызнулась Нинель Митрофановна. — А то привык, понимаешь, жить как буржуй. Денежки-то каждый месяц капают! Я слышала, что он за свою квартиру полтыщи долларов берет. А налоги небось не платит! Нет, все-таки пора поставить в известность налоговую инспекцию!
— Да какие полтыщи долларов! Окститесь, голубушка! — заспорила Ольга Сергеевна. — За такие халупы, как у нас, никто больше двухсот не даст. А у Петровича, сами знаете, какая ситуация: у жены инсульт, да еще дочь без мужа двоих сыновей поднимает. Вот и крутится мужик как может, каждую копейку экономит.
Из дальнейшего разговора, постоянно грозящего перейти в склоку, я поняла, что Рустам не владелец квартиры, а только ее арендатор. А вот неизвестный Петрович, приехавший сегодня, как раз и есть хозяин жилплощади. Рустам поселился здесь семь месяцев назад. Нинель Митрофановна даже точно помнила, когда это произошло — в тот день ей поставили новый зубной протез, который с непривычки немного резал. Как зовут молодого человека, никто не знал: с соседями он не общался и вообще жил тихо и мирно. Правда, был замечен в порочащих его связях — по крайней мере один раз из его квартиры вышла девушка характерного внешнего вида: в короткой оранжевой юбчонке, едва прикрывающей трусики, и лифе ядовито-зеленого цвета. Впрочем, сошлись во мнении старушки, сейчас молодые так одеваются, что не поймешь — где проститутки, а где порядочные девушки.
Затем разговор почему-то опять перескочил на Петровича. Я узнала, что у него есть пес по имени Рауль, который, выходя гулять во двор, пугал кошку Нинель Митрофановны, отчего у бедного животного случались нервные колики. Правда, Ольга Сергеевна высказала предположение, что причина колик заключается не в Рауле, а в новом сухом корме для кошек, широкая реклама которого идет по телевизору. Рассуждения старушек о телевизионной рекламе я уже не стала слушать, поднялась со скамейки и вошла в подъезд.
Я позвонила в знакомую светло-серую дверь. Ее открыл мужчина в старых вытянутых трениках и майке далеко не первой свежести. Судя по внешнему виду, Петрович если не миновал шестидесятилетие, то скоро уже должен праздновать этот юбилей. В одной руке мужчина держал совок для мусора, в другой — веник.
— Вам кого?
— Я к вам насчет аренды квартиры. Меня прислала Нинель Митрофановна, ваша соседка. — Я сообразила, что Петрович ни за какие коврижки не пойдет узнавать у вредной старушонки, правда ли это.
Мужчина несколько секунд что-то прикидывал в уме, а потом распахнул дверь пошире: