Роксану, конечно, жалко, но меня извиняет то обстоятельство, что я делаю это ради спасения Артема Нечаева. Впрочем, девушка сама виновата: будь она добропорядочной гражданкой и не отказывайся от сотрудничества со следствием, никто не стал бы применять к ней столь радикальных мер. Так я успокаивала свою совесть, пока ехала в вагоне метро в центр города. Вовка подбросил меня лишь до станции подземки, а сам умчался под тем предлогом, что ему срочно надо вернуть машину. Чувствовалось, что эта история ему очень не понравилась. Можно подумать, будто я сама в восторге от того, что приходится добывать информацию в публичном доме, общаться с наркоманкой, а потом предлагать взятку милиционеру! Да еще совсем недавно мне такое и в страшном сне не могло присниться! Вот сейчас отвезу кассету со свидетельскими показаниями Роксаны на Петровку, и тогда моя жизнь, возможно, опять станет прежней: тихой, мирной, обывательской, наполненной пирожными и фильмами со счастливым концом.
Занятая подобными размышлениями, я и не заметила, как в вагон неуверенной поступью зашел дед откровенно провинциального вида, в помятом коричневом костюме шестидесятых годов и чуть ли не такого же возраста сандалиях. Поставив на пол большую клетчатую сумку, с которой сегодня ездят все, от мала до велика, дедуся стал напряженно всматриваться в схему метро. Было очевидно, что она для него так же понятна, как китайская грамота.
— Дочка, до «Добрынинской» сколько ехать? — наконец спросил он у меня.
Я тоже бросила взгляд на схему:
— На второй остановке выходить.
— Спасибо, дочка! — поблагодарил дед и со счастливым видом уселся у самого входа.
Приятно помогать таким вот добродушным провинциальным дедкам. Ведь им, бедняжкам, страшно и непривычно в большом городе: все вокруг носятся как угорелые, никто ничего толком не объяснит, а только знай толкают в бок: «Живей поворачивайся, деревня!»
На следующей остановке весь вагон заполнился галдящими тинейджерами. Господи, да их здесь целый класс! И куда это школьников понесло, ведь сейчас лето, каникулы? Спокойная учительница и две озверевшие родительницы следили за ними и без перерыва делали замечания. Тинейджерам же все было по барабану: они продолжали бегать по вагону, драться, ржать, надувать пузыри из жвачки и выплевывать использованный продукт на пол. Нет, все-таки в больших количествах подростки омерзительны.
Все еще умиляясь собственной отзывчивости, я краем глаза следила за дедом в просветах между стоящей молодежью: вон седая голова выглядывает, а вон клетчатая сумка на полу.
Я предвкушала свою встречу с Русланом Супроткиным: на самом ли деле он так восхитительно похож на Шона О’Коннери, как это мне показалось в прошлый раз? И изменится ли его ко мне отношение? Признаюсь, я жаждала поразить капитана собственным умом и сообразительностью. Он увидит: никакая я не любопытствующая дамочка, а, напротив, профессионал. Вот, нашла же я Роксану, свидетеля по делу о похищении директора турфирмы! А о том, что на самом деле я подозревала в ней убийцу мошенника Краснянского, Руслану знать вовсе не обязательно...
Очнулась я от слов: «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция — «Боровицкая». Как это — «Боровицкая»? А дедок-то вышел на своей «Добрынинской»? Я приподнялась, и сквозь ноги и тела тинейджеров мне удалось разглядеть и седую голову, и клетчатую сумку. Прямо беда с этими провинциалами: беспомощны, как дети, честное слово! Я довольно бесцеремонно раздвинула чьи-то спины и крикнула деду:
— Папаша, вы же свою остановку проехали! Немедленно выходите!
Дедок мгновенно вскочил и, из последних сил преодолевая сопротивление входящей толпы, выскочил на платформу.
«А сумка-то?» — едва успела подумать я, как какой-то крепкий паренек тут же уселся на освободившееся место и придвинул сумку себе под ноги.
«Значит, сумка не дедова?» — мелькнула у меня мысль. Двери закрылись, поезд тронулся с места. А в окно я увидела, как одинокий дед стоит на платформе и в замешательстве крутит головой в разные стороны. Его рубашка канареечного цвета смотрелась ужасно нелепо. И тут до меня дошло, что это не тот дед...
На этот раз вход на Петровку охранял рыжеволосый и веснушчатый паренек в форме.
— Можно позвонить следователю Супроткину? Я принесла важное вещественное доказательство.
Военный сам набрал номер, но вскоре положил трубку:
— Его нет на месте.
— А старший следователь Хренов? — Я была согласна даже на него, не пропадать же моей кассете даром.
Веснушчатый опять произвел нехитрые манипуляции с телефоном, но результат был неутешительный:
— Его тоже нет.
— А почему это они не на службе? Что за безобразие! Время — самое что ни на есть рабочее, час дня!
Боюсь, я была слишком эмоциональна. Наверное, поэтому паренек тоже вспылил:
— Девушка, разуйте глаза! Сегодня же суббота, выходной день!
Хм. Существует миф, будто следователи днюют и ночуют на рабочем месте. Мол, погибают, но не сдаются в неравной борьбе с преступностью. А оказывается, что у них, так же как и у каких-нибудь паспортисток, есть выходные дни. Наверное, только одна я, не зная устали и невзирая на календарь, ношусь по Москве в поисках истины.
— Ну ладно, а пакет-то им оставить можно?
— Смотря что там, — оживился паренек. Наверное, он уже предвкушал нечто сверхординарное, но я вытащила обыкновенную кассету. Разочарованный, он тем не менее одолжил мне ручку и листок. С их помощью я сочинила записку, немного сумбурно, но доходчиво объясняющую, что именно записано на кассете. Не забыла я указать номер отделения милиции, где в данный момент содержится Роксана, а также привести доводы, почему следует поспешить запротоколировать ее показания. Кассету с запиской я вложила в пакет, на котором написала: «Комната номер 467, капитану Супроткину». Веснушчатый обещал, что адресат получит сообщение сразу же, как только появится на проходной.
Ну что же, с делом Артема я, кажется, разобралась. Павел Шилко, бывший работник турфирмы, действовал заодно с одной из нынешних сотрудниц «Модус вивенди» — по всей видимости, Мариной. Гендиректор был похищен в тот день, когда он планировал встретиться с моей подругой Катериной. И уже на следующее утро Самозванец занял его место. Надеюсь, милиция с должным почтением отнесется к свидетельским показаниям Роксаны, а также к моим умозаключениям.
Но вот в поисках убийцы Краснянского я, к сожалению, не продвинулась ни на йоту. Мои подозрения насчет Роксаны не оправдались. Придется все начинать сначала, и опять — с дома, где обитал мошенник. Когда я была там в прошлый раз, мне удалось пообщаться лишь с хозяином квартиры Петровичем. Несмотря на то что Петрович отличался редкой словоохотливостью, ничего полезного он мне так и не сообщил. Поэтому сейчас моя цель — поговорить с теми, кто какое-то время жил бок о бок с убитым, — с его соседями.
Порой наши соседи знают о нас больше, чем родственники или коллеги по работе. И причина заключается вовсе не в их маниакальном любопытстве. Все дело в неприлично тонких стенах наших домов. Вот я, например, никогда не видела своих соседей справа, поскольку они живут в другом подъезде. Зато я довольно часто их слышу и при случае могу поведать об этих людях массу довольно разнообразной и пикантной информации. В частности: это семейная пара, им под сорок, и у них нет детей (предположительно потому, что когда-то жена по наущению мужа сделала аборт). С периодичностью раз в неделю у них вспыхивает скандал, основная причина которого — ревность жены и ее неудовлетворенность своей работой (она трудится овощеводом в теплице). Сексом они занимаются примерно два раза в неделю, и всегда почему-то в три-четыре часа утра, при этом жена стонет так громко, как будто ее зверски мучают. Надеюсь, продолжать не надо? Мысль и так ясна: уж если хочешь выведать про человека всю подноготную, смело звони в соседскую дверь.