— Во мне шесть футов росту, черный, худой, бритая голова, буду в белой соломенной шляпе-панаме.
— Вы черный? — выпаливает он.
— Есть такое дело, а что?
— Ничего. До завтра.
Я возвращаюсь за столик. Ванесса уже заждалась.
— Это Кули, — тихо говорю я ей. — Завтра у нас встреча.
— Вот и славно, — произносит она с улыбкой.
Мы заканчиваем ужин и нехотя прощаемся. Выйдя из ресторана, целуемся и вообще ведем себя как влюбленные подростки. Всю дорогу до Роанока я думаю только о ней.
Я приезжаю на пятнадцать минут раньше и паркуюсь так, чтобы можно было наблюдать за сворачивающими к «Спанкиз» машинами. Первым, что я увижу, будет его автомобиль или пикап, и уже это многое подскажет. Полгода назад он сидел в тюрьме, отбывая срок в пять с лишним лет. Безотцовщина, мать-алкоголичка, образование ограничилось десятью классами; интересно, какой он выбрал автомобиль? Я планирую во время разговора с ним брать на заметку все, что получится: его одежду, драгоценности, часы, телефон.
С приближением обеденного времени поток машин густеет. В двенадцать ноль три появляется новенький, с иголочки, сверкающий серебром полутонный пикап «шевроле-сильверадо», и я подозреваю, что в нем прибыл Натан Кули. Так и есть. Он останавливается на дальней стороне стоянки, настороженно озирается и шагает к входу.
Мы не виделись уже четыре года, но он мало изменился. Прежнее телосложение, та же светлая растрепанная шевелюра — правда, в тюрьме он пару раз брил голову. Он разглядывает флоридские номера моей машины и входит в кафе. Я делаю глубокий вдох, надеваю шляпу и иду к дверям. «Спокойнее, болван, — требую я от себя, чувствуя в животе нервную колику. — Тебе потребуются твердая рука и стальные нервы».
Мы встречаемся в холле и обмениваемся любезностями. Я снимаю шляпу, и мы семеним за официанткой, ведущей нас в кабинет в глубине зала. Сев друг напротив друга, мы начинаем с обсуждения погоды. Сперва я окрылен собственной хитростью. Натан беседует с незнакомым ему человеком, а я с парнем, которого в свое время неплохо знал. Он как будто ничего не подозревает: не приглядывается к моим глазам и носу, не щурится, не приподнимает брови, не смотрит в пространство, вслушиваясь в мой голос. Обходится, слава Богу, без слов «вы напоминаете мне одного знакомого…». Пока все в порядке.
Я заказываю высокий бокал пива, Натан раздумывает и просит то же самое. Успех всей этой затеи с дальним прицелом может зависеть от алкоголя. Натан — дитя культуры запойного пьянства и наркомании. Потом он провел пять лет в тюрьме, где ни к чему такому не притрагивался. Я предполагаю, что, освободившись, он вернулся к прежним привычкам. На это указывает хотя бы приобретение им питейного заведения.
Для деревенщины, не обученной прилично одеваться, он выглядит безупречно: потертые джинсы, фирменная рубашка гольфиста — наверное, подарок забредшего к нему в бар коммивояжера, солдатские ботинки. Драгоценностей не заметно, часов тоже, зато бросается в глаза невероятно уродливая тюремная наколка на внутренней стороне левого предплечья. Короче, Натан не из тех, кто пускает пыль в глаза.
Приносят пиво, мы приветствуем друг друга, приподнимая бокалы.
— Расскажите о своем фильме, — просит он.
Я киваю, но не спешу отвечать, помня о необходимости говорить медленно, четко, как можно более низким голосом.
— Я уже десять лет снимаю документальные ленты, но это самый впечатляющий проект из всех, которые мне попадались.
— Послушайте, мистер Болдуин, а что такое документальный фильм? Кино я знаю, но документальных фильмов, признаться, видел не много.
— Естественно. Это короткометражные фильмы независимых режиссеров, которые не показывают в больших кинотеатрах. Их снимают не для заработка. Они о реальных людях, реальных проблемах, без кинозвезд и всего такого прочего. То, что надо. Лучшие завоевывают награды на кинофестивалях и привлекают кое-какое внимание, но на них не разбогатеешь. Моя компания специализируется на фильмах о злоупотреблении властью, главным образом со стороны федеральных органов, а также крупных корпораций. — Я отхлебываю пива и напоминаю себе: не частить! — Обычно продолжительность фильма — час. Этот можно растянуть до полутора часов, но о длительности потом.
Возвращается официантка. Я заказываю куриный сандвич, Натан — корзинку крылышек.
— Как вы стали владельцем бара?
Он пьет, улыбается.
— Узнал от друга, что прежний хозяин идет ко дну — не из-за бара, а из-за других своих проектов. Но от «Бомбея» он решил избавиться. Искал дурачка, который взял бы на себя все долги. Ну, я и подумал: «Какого черта? Мне всего тридцать, работы нет, перспектив ноль, почему бы не попробовать?» Ну и поперло. Забавный бизнес, девчонки из колледжа опять же…
— Вы не женаты?
— Нет. Не знаю, что вам обо мне известно, мистер Болдуин. Я недавно отмотал пятилетний тюремный срок. По милости федерального правительства я долго не встречался с женщинами и теперь заново осваиваю это занятие, вы меня понимаете?
— Вполне. Ваш приговор — следствие того же инцидента, который стоил жизни вашему брату?
— Точно. Я признал вину и сел на пять лет. Мой двоюродный брат до сих пор сидит в «Биг-Сэнди» в Кентукки — плохое место… Большинство моих кузенов либо за решеткой, либо на том свете. Одна из причин моего переезда в Редфорд, мистер Болдуин, — быть подальше от торговли наркотиками.
— Понимаю. Пожалуйста, называйте меня Рид. Мистер Болдуин — это мой папаша.
— Идет. Я — Натан, Нат. — Мы снова приподнимаем бокалы, став гораздо ближе. В тюрьме мы называли его Натти.
— Расскажите мне о своей кинокомпании, — просит он. Я предвидел подобную просьбу, но для меня это скользкая тема.
Я тяну пиво, медленно глотаю.
— «Скелтер» — новая компания. Мы работаем в Майами — я и двое партнеров, ну, еще персонал. До этого я много лет работал на крупную компанию в Лос-Анджелесе — «Коув-Крик филмз», может, слыхали? — Он, конечно, впервые слышит это название. В данный момент его больше занимает зад стройной официанточки. — В общем, «Коув-Крик» завоевала тонну призов и зарабатывала неплохие деньги, но в прошлом году развалилась. Драчка из-за творческого контроля и выбора новых проектов. Тяжбе не видно конца. Федеральный суд в Лос-Анджелесе запретил мне рассказывать о «Коув-Крик» и об исках, как вам это нравится?
К моему облегчению, Натан быстро утрачивает интерес к моей кинокомпании и ее трудностям.
— Почему вы осели в Майами?
— Очутился там несколько лет назад, когда работал над фильмом о подложных оборонных контрактах, и влюбился в те места. Теперь живу в Саут-Бич. Бывали там?
— Нет. — Не считая поездок, устраиваемых Службой федеральных маршалов, Натан не мог удаляться от Уиллоу-Гэп более чем на двести миль.
— Жизнь там бьет ключом. Красивейшие пляжи, роскошные девушки, ночная оргия. Я четыре года назад развелся и снова наслаждаюсь холостяцкой свободой. Провожу там полгода, другие полгода в разъездах, на съемках.