Винтер взял в руки пакет, он оказался легким и, кажется, хрупким. Он пошел в дом и там развернул прочную шершавую бумагу. Внутри лежала видеокассета. К ней был приклеен кусок белой бумаги, на котором от руки синими чернилами было что-то написано. Он перевернул кассету и прочитал: «Для Эрика».
И все. Он моргнул, но надпись не исчезла. Он сорвал записку, скомкал в руке, бросил на пол, как камень.
В свертке, помимо кассеты, лежали и другие вещи. Чеки, счета из ресторанов, билеты на метро, поезда и автобусы. Все из Лондона.
Винтер осторожно пошевелил кучу бумаг, как будто они были живые. Сверху лежал счет за такси, на котором той же синей ручкой было написано: «Стенли-Гарденс».
Следом лежало письмо Джеффу Хиллиеру от «шведского друга».
«Одно из последних звеньев, — подумал Винтер. — Но есть же еще кассета. Сейчас, сейчас все будет ясно».
Он видел маленький новый телевизор с видео, когда был здесь в последний раз. Он проверил, включено ли электричество в доме, и вставил кассету. «Боже, благослови», — подумал Винтер перед тем, как нажать кнопку.
Раздался шум, и он сделал звук потише, не отрывая глаз от безумного мелькания точек на экране. Внезапно заиграла музыка, и он с ужасом узнал первые такты — Альберт Айлер и Дон Черри. На экране появился бар Болгера. Камера, очевидно, была прикреплена к зеркалу у стойки. Помехи, обрыв съемки. Пэр Мальмстрём сидит у стойки. Помехи, обрыв. Снова Винтер, с кружкой пива в руке. Помехи, обрыв. Пэр Мальмстрём. Обрыв. Винтер. Обрыв. Джейми Робертсон. Обрыв. Винтер. Эта картинка не сразу исчезла. В трех метрах сзади стоит мужчина и улыбается. Это Викингсон. Его показывают крупным планом. Обрыв. Джефф Хиллиер. Обрыв. Улыбающийся Винтер. Карл Викингсон сидит у стойки. Винтер. Викингсон. Опять Пэр Мальмстрём. Кадры мелькают быстрее.
Потом чернота и тишина.
А потом комната. Голый мальчик сидит на стуле. В кадр входит мужчина в маске, с голым торсом, вокруг бедер кусок какой-то ткани. Глаза мальчика… Винтер смотрел на него и слышал невнятный звук, который мальчик пытался издать сквозь тряпку, которой был заткнут его рот.
Мужчина снимает маску и смотрит в камеру. Это Болгер.
Одновременно раздался голос. Но губы Болгера на пленке не шевелились, а мальчик не мог произнести ни звука.
Винтер почувствовал боль в челюсти. Он попытался открыть рот, но у него ничего не вышло. Он схватил себя за подбородок и нажал вниз, чтобы спазм прекратился. Постепенно рот открылся, и боль прошла. Осталось ощущение, будто все зубы разбиты.
Он остановил кассету и прокрутил обратно. Там было что-то про пленку. Он нажал пуск. Да, здесь. Голос звучал тихо, но уверенно. Потом Винтер послушал еще раз, глядя на экран.
В комнате был кто-то еще. Голос был похож на тот, который уже записан на пленках в полиции. Карл Викингсон. Болгер хотел показать, что Викингсон тоже был там. Они могут сравнить голоса, техники сделают вывод. Это вопрос только времени. Обычная рутина.
Винтер смотрел еще три минуты, выключил проигрыватель и быстро вышел из дома глотнуть свежего воздуха, принесенного ему ветром на вершину горы.
Все собрались дома у Винтера. Компания была тихая. Они просто чувствовали потребность побыть вместе, когда все закончилось.
Некоторые пили, но Винтер не пил. Он провел часы под душем и надеялся, что это помогло смыть пережитое.
— Но вы можете напиваться как угодно, — сказал он гостям. В комнате стояли бутылки.
Бергенхем тоже был там, с забинтованной головой. Винтер обнялся с ним, потом с Мартиной. Все обступили их малышку.
— Как ее зовут? — спросила Анета Джанали.
— Ада, — ответила Мартина.
— Аооода, — поправил Хальдерс, произнеся имя на гетеборгский лад.
— Потрясающе, — сказала Анета.
— Тебе нравится имя? — спросил ее Бергенхем.
— Потрясающее, — ответил за нее Хальдерс.
— Разрешите, — сказал Винтер, входя с коробкой «Куба традиционалес», которую он купил в Лондоне.
— Это ведь я должен угощать, — сказал Бергенхем.
— Конечно. Но пока у тебя не зажила голова, позволь мне предложить эти классические сигары, чтобы не нарушать традицию [5] .
Хальдерс налил виски себе и Макдональду.
Винтер разговаривал с Меллестрёмом и Бергенхемом, которые держали по бокалу вина. Они стояли у окна, смотрели, как на улице смеркалось. Подошли Анета и Мартина.
— Был шанс, что мальчик выживет, и мы сразу же решили держать это в тайне, — сказал Макдональд Хальдерсу. — Мы поговорили с родителями и остальными, кто должен был быть в курсе, и выжидали.
— Господи, — сказал Хальдерс, — я чуть в обморок не упал, когда Винтер нам рассказал.
Тут появился сам Винтер с бокалом в руках.
— Все-таки пьешь? — спросил Макдональд.
— Иногда-то надо.
Шли часы. Ада спала в коляске в спальне Винтера. Макдональд сидел с Меллестрёмом, обсуждал ХОЛМС и последние события. Ханне, Анета и Мартина снова стояли у окна с бокалами в руках. Халдерс бродил, углубленный в думы, среди бутылок. Он только что поделился с Макдональдом историей краж его машин.
— И это в таком красивом уютном городке? — удивился Макдональд.
— У нас машины крадут чаще, чем в любом другом городе Европейского Союза, — похвастался Хальдерс.
Винтер сидел на кухне с Рингмаром. Между ними стояли пиво и грог. Голос Рингмара становился нервным.
— Ты хочешь сказать, что он разлил кровь животного в своей квартире? — спрашивал он.
— Он признал свою вину, — отвечал Винтер.
— Ублюдочный викинг.
Рингмар потянулся за бутылкой пива и опрокинул стакан с грогом.
— Черт. — Он сделал движение, словно искал тряпку, чтобы вытереть стол.
— Оставь, — сказал Винтер.
— Какой ублюдок, а, — повторил Рингмар.
Они помолчали. Из комнаты доносилась музыка.
— И ты думаешь, он не успел пустить кассеты на продажу?
— По-моему, нет. Если он вообще собирался это сделать, — сказал Винтер.
— А для чего же они это делали?
— Наверное, это был не главный мотив.
— По-моему, речь идет о сумасшедших деньгах. Это бизнес, и не надо себя обманывать, что деньги тут ни при чем.
— Наверное, для Викингсона это было важно.
Рингмар молчал.
— Если записи попадут на рынок, Макдональд узнает об этом. У него в этом мире есть доверенные лица, у которых есть доверенные лица.