– Обязательно, простите, как ваша фамилия?
– Богомолов.
– Хорошо, подходите, я на месте.
Закончив разговор, Михаил поднял с земли небольшой камешек и кинул его в боковое стекло грязно-зеленой «Волги». Тут же заверещала сигнализация – дзинь! Через минуту из здания выбежал коренастый мужчина и помчался к грязно-зеленой «Волге».
Михаил прошел в учреждение и обратился к женщине-вахтеру:
– Пожарный инспектор Богомолов. Мне надо к Морозову.
– Да, пожалуйста, проходите, он говорил про вас. Только подождите минутку, он ненадолго вышел…
– Да нет, я его здесь ждать не буду. Скажите ему, я пройду на его этаж, проверю пожарные краны. – Михаил, не торопясь, пошел по коридору, на ходу доставая из черной папки какой-то документ.
Марина уже ждала его в своей лаборатории.
– Как ты прошел? – поразилась девушка.
– Без проблем, – небрежно махнул он рукой. – Так, ну, давай посмотрим, что там интересного у твоего любимого начальника.
– Вот смотри. – Марина расстелила на столе чертежи и схемы. – Это общая схема линии, это устройство резонаторной башни. Это расчеты, но здесь надо разбираться специалисту. Единственное, обрати внимание на это, – указала она пальцем на какую-то цифру, обведенную жирной окружностью.
– Что это значит?
– Это значит, что на конечном резонаторе аккумулируется энергия в несколько миллионов ватт.
– Ну и что? – Михаил недоуменно посмотрел на девушку.
– Да как что?! – возбужденно воскликнула она. – Это же взрыв…
– Какой взрыв?
– Очень мощный. Мощнее атомной бомбы.
– Ничего себе!
– И еще, видишь цифры? Это конкретные географические координаты – градусы, минуты…
– И что это за местность?
– Не знаю, надо наложить это на «правильную» географическую карту.
– Интересно, – задумчиво произнес Михаил, затем достал свой сотовый телефон, – мне надо это сфотографировать.
– Миша, телефоном не сфотографируешь, здесь нужен фотоаппарат с большой разрешающей способностью: слишком мелкие детали…
– Этим – сфотографирую.
Михаил включил настольную лампу, стал фотографировать документы, но делал это необычно. Он не нажимал ни на какую кнопку, а двигал две части слайдового телефона из стороны в сторону.
– Вот и все, – выдохнул он минут через пять и спрятал телефон.
– Миша, скажи мне честно, ты кто? – Марина внимательно посмотрела на него. – На рядового детектива, как ты себя представляешь, ты что-то не похож…
– Почему? – широко улыбнулся Михаил.
– Ты на режимный объект заходишь как в общественный парк, у тебя внешне обыкновенный телефон, которым ты снимаешь мелкие чертежи. Ты говоришь на нескольких языках. Ну, немецкий, английский – это еще можно объяснить прилежной учебой в институте. Но ты во сне говоришь иногда на таких языках, о которых я даже не слышала. Ты кто, шпион?
– Нет, Марина, не шпион. Я… тебе чуть попозже расскажу, хорошо? Самое главное, ты мне доверяешь?
– Да, ведь я люблю тебя, – тихо промолвила Марина.
– Что тебе сказал Гиви?
– Он хочет взять меня с собой на юг для проведения эксперимента.
– Ты поедешь?
– Да. Это действительно уникальный эксперимент.
– Знаешь, у меня создается впечатление, что этот Гиви – очень опасный человек.
– У меня тоже такое ощущение. Я не знаю, откуда оно возникло…
– Давай договоримся так. Если почувствуешь что-то неладное, сразу убегай от него. И будь со мной все время на связи.
– Хорошо, я так и сделаю, – кивнула Марина, прижимаясь к нему.
Он работал. Причем так, как давно уже не работал. Люди искусства это называют творческим подъемом. Какой у него подъем, он не вникал, но мозг работал оперативно, четко, безошибочно.
Работа подходила к концу. Осталось последний раз проверить все расчеты и… что будет дальше, он до конца не представлял. Останется еще техническая работа – поставить последний резонатор. Но теперь у него есть помощники. Они хоть и воротят от него нос, особенно этот чеченец, но все его указания выполняют. А куда им деться?!
Иосиф Владимирович встал из-за стола, подошел к окну. На улице бурлила жизнь мегаполиса. Все куда-то спешат, суетятся. Букашки, злорадно усмехнулся он про себя, ничего, скоро вы забегаете у меня как муравьи в разворошенном муравейнике, скоро вы меня узнаете.
Сорок семь лет, а практически еще ничего не достиг, задумался он, такой же муравей, как и они. Стало грустно и обидно.
Незаурядные способности его проявились еще в школе. Однажды на уроке физики молоденькая учительница демонстрировала опыт: возникновение электрического заряда от механического трения. Она долго крутила раздолбанную динамо-машину, но искра между шарами так и не появлялась. Преподаватель была в отчаянии. «Надо протереть шары мокрой тряпкой», – подсказал молодой Оська. «Зачем?» – удивилась учительница. «От влажности увеличится электропроводимость», – объяснил юный Иосиф. Учительница последовала его совету, и опыт сразу получился.
Он, естественно, был участником всех школьных и внешкольных олимпиад, и уже с восьмого класса твердо знал, что станет ученым. Без особых усилий поступил в МГУ. Свою первую кандидатскую диссертацию Иосиф написал, еще будучи студентом. Но ее у него украли. Украл солидный ученый, профессор, на которого он смотрел как на бога. Просто взял и присвоил ее себе. Нагло, открыто, нисколько не смущаясь. Так появилась первая трещина в монолите, называвшемся «честь ученого».
Позднее он не раз сталкивался в своей среде с мелочностью, завистью и просто непорядочностью. Сначала это шокировало, потом привык. Кандидатскую он все же защитил, когда его сокурсники были уже докторами и академиками.
На ежегодных встречах выпускников университета к нему иногда подходил кто-нибудь из сокурсников, покровительственно хлопал по плечу: «Ну что, Иосиф, ты все там же? А я вот с международного симпозиума», – и демонстрировал ему визитки ученых с мировыми именами. Иосифу, который прекрасно знал научный и творческий потенциал своего коллеги, это был как наждак по самолюбию. Его на международные симпозиумы не выпускали. Может, из-за того, что он работал в секретном институте, а может, просто по причине его скромной научной степени и должности.
Позднее Иосиф понял, что для получения высоких званий и регалий вовсе не обязательно обладать талантом ученого. Он видел, как посредственности незаслуженно получали степени, должности, гранты. Но они обладали другими качествами. Он мог тоже пойти по тому же пути: где-то прогнуться, кому-то проставиться, о ком-то написать хвалебную рецензию. Но это означало, что надо переступить через себя, а он этого не хотел, так как был уверен, что его талант вытянет его наверх. Но не вытянул: слишком толстой оказалась заскорузлая чиновничья корка в ученой среде. Он не смог даже с его талантом ее пробить, поэтому охладел к научной карьере, забросил свою докторскую диссертацию, хотя знал, что может без проблем ее защитить.