– Ладно, капитан, чего ты нам хамишь? Мы же не просто так сюда прикатили, дело серьезное, – попытался образумить словоохотливого дежурного Савельев.
– Мужики, какое нападение, какое ограбление? Откуда у вас такие данные? Что вы тут панику разводите? И людей от работы пытаетесь оторвать? Шли бы вы оба отсюда по-хорошему. А если с бабами своими справиться не можете, так это вам не в милицию надо, а в народный суд. Типа не сошлись характерами, разведите, пожалуйста, гулящие попались, мол, жены, до приключений шибко охочи.
– Не борзей, капитан! Мы тебе что, пацаны зеленые? Вот так все бросили и прискакали к тебе за помощью? Раз приехали, значит, дело не терпит отлагательств. Понимаешь, беда у нас случилась, настоящая, без дураков.
– Ой, что вы говорите? А у нас, между прочим, не комитет содействия армии и флоту. Как из себя демократов изображать, то всегда милиция – отстой и дураки беспробудные, а что случись, начинают орать, как потерпевшие: «Милиция!» Знаю я эти фокусы. Так, господа офицеры, я вам еще раз говорю, что не было никакого нападения и ограбления. Факт не зафиксирован, могу даже журнал регистрации происшествий показать.
– Так, все понятно, – озверел Бандура, – я с тобой, милицейским философом, разговаривать не желаю. Где твои начальники? Кто тут у вас главный?
Равнодушный взгляд милиционера скользнул с одного встревоженного лица на другое. Ни одна жилочка не дрогнула на откормленной физиономии, губы привычно произнесли заученную и спасительную фразу:
– Никого из руководящего состава нет, все уехали на совещание в управу. – И, не удержавшись, пытаясь сохранить свое милицейское реноме, капитан добавил язвительно: – Мы, милиция, в отличие от вас, армейских, работаем.
Михаил взорвался:
– Ты, боров равнодушный, не желаешь вспомнить молодость и схлопотать от армейских? Тебя как человека просят, а ты, сволочь, совсем обмилицелился, скотина! Тебя по ночам кошмары не мучают? Или ты за все кошмары заранее молебны заказал? Я тебе, гад, сейчас бесплатно все грехи отпущу.
Капитан побагровел, взгляд обрел мужественность. И в голосе зазвучали официально-равнодушные нотки:
– За оскорбление должностного лица при исполнении служебных обязанностей ответите.
Привлеку на пятнадцать суток, и никакой министр обороны не поможет. Может, прямо сейчас военного коменданта вызвать с нарядом? Это я мигом устрою. Ишь, разгулялись, герои недорезанные! Загремите как миленькие под фанфары, год как минимум отмываться будете.
– Ты, жирная сволочь, у меня орден за Афган, а ты мне комендатурой грозишь? Пока комендант сюда приедет, я тебя, морду сальную, на части порву! – сорвался Бандура.
– А ты мне тельняшку на груди не рви, майор. Я тебя ни фига не боюсь, плавали, знаем. Еще одно телодвижение или крик, и я на кнопку нажму, – пригрозил милиционер.
Видно было, что он не шутил, видимо, имел какие-то старые обиды на армейских, а может быть, ощущал себя при исполнении нехитрых обязанностей очень значимой фигурой. Хотелось быть вершителем судеб, где уж там разбираться с ерундой.
– Хорошо, капитан, – попытался смягчить обстановку Савельев, – мы понимаем, твое дело десятое, как прикажут, так и будет, давай по закону, официально. Мы хотим подать заявление о пропаже двух человек.
– Отлично, – смягчился дежурный, – это пожалуйста. Приходите через три дня, пишите заявление и не забудьте принести с собой фотографии.
– Какие три дня, капитан? У тебя как с головой? Ты понимаешь, у нас беда! Наши жены в опасности! А ты – «три дня». Как это понимать? – Бандура просто кипел от злости.
– Как? Как? Как положено по закону, так и понимать, – равнодушно процедил капитан.
– Ты, фуражка милицейская, ты вообще понимаешь, о чем мы тебе говорим? Как к человеку к тебе обращаемся, как к мужику. Ты же лучше других способен представить, что может произойти за три дня!
– А ко мне, интересно, какие претензии? Порядок такой. А то тут некоторые прибегают, возбужденные такие, беспокоятся, переживают, ставят всю милицию с ног на голову, а в результате – конфуз. Оказывается, что их милые и любимые женушки развлекаются на полную катушку! Приезжаем – стыдобища, господи прости! Все пьяные, обкуренные, голые и невменяемые. Имен своих вспомнить не могут, не то что адресов. Все это проходили тысячу раз.
Дежурный демонстративно потянулся, крякнул со вкусом и продолжил:
– Держать надо было своих любимых у ноги, воспитывать. А то пораспустят баб, а потом в милицию бегут – «спасите» да «помогите». Я вам так скажу: повода дрейфить нет, нагуляются ваши красотки вволю и сами придут. Видали мы таких порядочных жен во всех видах и ракурсах, всяких и разных.
– Нет, гад, я тебе морду твою гладкую сейчас все равно попорчу, – не выдержал Савельев и рванул к двери дежурки.
Та, конечно, была закрыта и не поддалась натиску разъяренного Михаила. Зато дежурный суетливо начал жать на какие-то кнопки. Бандура схватил приятеля за руку, оторвал его от двери, через минуту оба вылетели из здания милиции злые, как сто чертей.
– Хороши законы! Люди пропали, а ты к ним через три дня и с фотографией, заразы! – не мог успокоиться Бандура.
– Послушай, – остановил его Савельев, – давай попробуем зайти с другого бока, если здесь стена. Я вот что думаю. Надо найти туристическую фирму, в которой наши девчонки путевки себе покупали. Они же там группы формируют, наверняка у них должна быть какая-то информация. Узнаем хотя бы адреса и фамилии остальных, может, будет за что зацепиться?
Бандура идею поддержал сразу, и недолго думая приятели отправились на поиск туристической фирмы.
Уссурийск сам по себе город небольшой, официально туристический бизнес стал развиваться в нем совсем недавно, и агентств оказалось всего два.
На двери первой из фирм, которая обосновалась в замызганной жилой пятиэтажке в одной из квартир на первом этаже под вывеской «Прима», висел внушительный замок. Ощущение было такое, что ключ от замка был утерян давно и надолго и дверь не открывалась много лет. Даже замочная скважина была забита мусором. Чуть потоптавшись у двери, сделав несколько попыток позвонить в соседние квартиры и не получив никакого ответа, мужчины отправились на дальнейшие поиски.
Время шло, а шеф все не появлялся. Кушать Подано ненавязчиво намекнул пленницам, что все вопросы решает только он. Еще никогда ни одного мужчину подруги не ждали в своей жизни с таким нетерпением. Иногда казалось, что еще чуть-чуть, и этот сумасшедший бред закончится, их отпустят домой и они забудут все, что с ними случилось, как страшный сон. А порой с беспощадной ясностью они понимали, что просто так им не вырваться из ловушки. В такие моменты, скрываясь друг от друга под любым предлогом, каждая лила свои горькие слезы, проклиная все на свете и моля все мыслимые и немыслимые силы помочь найти путь к спасению.
Каждую из страшных ночей плена, не в силах уснуть, Юлька вспоминала и вспоминала свою жизнь, а жизнь ее началась только тогда, когда в ее судьбе появился Мишка.