— Это случается гораздо чаще, чем ты думаешь. Если тебе нравится какой-то человек по имени, скажем, Роджер, ты подсознательно начинаешь хорошо относиться ко всем Роджерам на свете.
Бювуар недоверчиво хмыкнул. За собой он такого никогда не замечал.
— И наоборот, — продолжал Гамаш. — Если ты ненавидишь какого-то Джорджа, у всех остальных Джорджей очень мало шансов тебе понравиться. Со мной такое случается. Я это точно знаю. Хотя сам понимаю, что это глупо. Один из моих лучших друзей — суперинтендант Бребеф. И каждый раз, когда я знакомлюсь с человеком по имени Мишель, я вспоминаю о нем и сразу же начинаю испытывать симпатию к совершенно незнакомому человеку.
— Вы испытываете симпатию ко всем, шеф. Это не считается. Приведите мне пример обратного.
— Хорошо. Сюзанна. В начальной школе у меня была соученица по имени Сюзанна. Она меня постоянно обижала.
— Неужели? — Бювуар с трудом сдерживал смех. — И сильно она вас обижала?
— Очень сильно.
— Неужели била?
— Она постоянно дразнила меня. В течение четырех лет. Она буквально преследовала меня, и я «скрывался от нее в аркадах лет, бежал по лабиринтам без огня путями памяти, где слез остался след».
— Полагаю, что последняя фраза была цитатой? — уличил шефа Бювуар.
— Боюсь, что да. Из «Гончей Небес» Френсиса Томпсона [83] . Как бы там ни было, она научила меня тому, что слова могут ранить и иногда даже убивать. Правда, иногда они могут и исцелять.
К этому времени они уже подошли к двери и позвонили в нее. Она почти сразу же открылась.
— Месье Лайон, — сказал Бювуар, переступая через порог. — Нам нужно поговорить.
Гамаш опустился на колени рядом с Кри. Пурпурный купальный костюм глубоко врезался в тело, передавливая грудь и ноги.
— А кто о ней будет заботиться? — спросил Лайон. — Как она будет без меня? За ней же нужен особый уход.
Бювуару очень хотелось спросить, с чего это он вдруг так забеспокоился. Учитывая то, до какого состояния довела Кри жизнь рядом с ним, наверняка любая перемена будет к лучшему. Но взглянув на покорное, испуганное, растерянное лицо Лайона, инспектор придержал язык.
— Не беспокойтесь, — сказал Гамаш, медленно выпрямляясь. — О ней позаботятся.
— Я должен был остановить Сиси раньше. Тогда бы до этого не дошло. Сиси постоянно изводила Кри придирками, с самого ее рождения. Я несколько раз пытался поговорить с Сиси… — Лайон смотрел на Гамаша умоляющим взглядом, как будто взывая к его пониманию. — Но я не смог.
Трое мужчин смотрели на Кри, которая сидела на краю кровати. Все вокруг было усеяно конфетами и фантиками. Казалось, по комнате пронесся шоколадный вихрь. Она была последней в роду, окончательным вместилищем всех страхов и иллюзий своей матери и бабки. Они создали ее из них, как Франкенштейн своего монстра.
Старший инспектор Гамаш взял вялую руку девочки и заглянул в ее пустые глаза.
— Кри, почему ты убила свою мать?
Кри лежала на пляже, и жаркие лучи солнца ласкали ее загорелое лицо и стройное, гибкое тело. Ее парень взял ее руки в свои и заглянул ей в глаза. Его взгляд был полон любви и нежности, а юное тело, казалось, светилось изнутри. Он притянул ее к себе и нежно поцеловал.
— Я люблю тебя, Кри, — прошептал он, продолжая сжимать ее в объятиях. — Я нашел в тебе все, о чем только можно мечтать.
Ты даже не представляешь, какая ты замечательная, красивая и талантливая. Ты самая чудесная девушка в мире. Ты споешь для меня?
И Кри запела. Она запела в полный голос, а молодой человек, которого она прижимала к своей груди, вздыхал и улыбался счастливой улыбкой.
— Я никогда не покину тебя, Кри. Я больше никому не позволю обидеть тебя.
И Кри поверила ему.
Дверь открылась еще до того, как Гамаш и Рене-Мари успели постучать.
— Мы вас ждали, — сказал Питер.
— Вранье! — Из глубины уютного коттеджа до них донесся голос Руфи. — Мы начали пить и есть без вас.
— Что касается ее, то она никогда и не заканчивала, — прошептал Питер.
— Я все слышала! — крикнула Руфь. — И то, что твои слова правдивы, не делает их менее обидными.
— Bonne année, — Клара расцеловала Гамашей в обе щеки и приняла у них пальто.
Это была ее первая встреча с Рене-Мари, и жена Гамаша оказалась именно такой, какой она себе ее представляла. Улыбчивая и доброжелательная, со вкусом одетая в сшитую на заказ удобную юбку, блузку и свитер из верблюжьей шерсти. Шелковый шарф дополнял ансамбль. Гамаш был в твидовом пиджаке, галстуке и безупречного покроя брюках. Все вещи сидели на нем как влитые, и старший инспектор носил их с небрежной элегантностью.
— С Новым годом! — улыбнулась Рене-Мари.
Клара представила ее Оливье, Габри, Мирне и Руфи.
— Как себя чувствуют Матушка и Кей? — спросил Питер, проводя их в гостиную.
— Приходят в себя, — ответил Гамаш. — Правда, пока они еще очень слабы, и им очень не хватает Эм. Без нее они чувствуют себя потерянными.
— Во все это просто невозможно поверить, — сказал Оливье, присаживаясь на ручку кресла Габри.
В очаге потрескивали ноленья, а на пианино стоял поднос с напитками. Украшенная елка делала всегда уютную гостиную дома Морроу еще более очаровательной.
— Блюдо с устрицами мы поставили на пианино, подальше от Люси, — объяснила Клара. — Только в семействе Морроу может быть собака, которая любит устриц.
— Мы видели бочонок, когда заходили, — призналась Рене-Мари, вспомнив полный устриц деревянный бочонок, стоящий в снегу, рядом с парадным входом. Последний раз она видела нечто подобное в далеком детстве, которое прошло в деревне. Бочки с устрицами на Новый год… Старая квебекская традиция.
Положив на тарелки устрицы, слегка смазанные маслом тоненькие ломтики ржаного хлеба и кусочки лимона, Гамаш и Рене-Мари присоединились к остальным, собравшимся у очага.
— Как дела у Кри? — поинтересовалась Клара, усаживаясь на диван рядом с Питером.
— Кри в психиатрическом отделении. Пока она не может предстать перед судом, да и вряд ли когда-нибудь сможет, — сказал Гамаш.
— А как вы догадались, что она убила свою мать? — спросила Мирна.
— Сначала я думал, что это сделали Эмили, Кей и Матушка, — признался Гамаш, потягивая вино. — Они совершенно одурачили меня. Но потом я вспомнил о сапогах из кожи новорожденного тюленя.
— Кошмар! — прокомментировала Руфь, шумно отхлебывая из своего бокала.