— Я тоже его видела, — сказала Мирна. — Он доберется и сюда, как вы думаете?
— Да, через несколько дней. Разумеется, к тому времени, как он достигнет Квебека, он превратится в обычный тропический шторм, или как там его правильно называют. Но буря будет изрядной.
Он выглянул в окно, словно ожидая увидеть ураган переваливающим через ближайшие горы. На лице его читалось беспокойство. Штормы всегда несли с собой волнение и хлопоты.
Гамаш играл с ценником, свисавшим с края кофейного столика.
— Оливье нацепил эти ценники всюду, — по секрету признался им Габри, — включая наш личный туалет, представляете? К счастью, у меня хватило воспитания и хорошего вкуса, чтобы исправить этот его недостаток, Жадность — так, по-моему, это называется. Могу я предложить вам стакан вина? Или, может быть, вас заинтересует канделябр?
Мирна заказала красное вино, а Гамаш предпочел виски.
— В четверг Клара устраивает вечеринку в память о Джейн, как и планировала она сама, — поделилась новостями Мирна, когда прибыли их напитки. На столике появилось также и несколько лакричных трубочек. — После vernissage в галерее «Артс Уильямсбург». Но, прошу вас, если Клара спросит, откуда вам это известно, скажите, что вырвали у меня эти сведения под пытками.
— Хотите, чтобы меня снова отстранили от дела? Сюртэ пытает чернокожую женщину?
— А разве не за это вы получили повышение по службе?
Гамаш взглянул Мирне прямо в глаза. Никто из них не улыбнулся. Оба знали, что в этой фразе заключена немалая доля правды. Он мельком подумал, а не знает ли она о роли, которую он сыграл в деле Арно, и о том, какую цену ему пришлось за это заплатить. Но потом решил, что нет, не знает. Сюртэ как раз и славилась тем, что успешно раскрывала чужие тайны и умело хранила собственные.
— Фу-у, — выдохнула Клара, опускаясь в глубокое кресло по другую сторону камина. — Как тут у вас хорошо! И как же здорово хотя бы на время избавиться от вони уайт-спирита. Я собираюсь домой, чтобы приготовить ужин.
— По-моему, ты несколько сбилась с пути, — обронила Мирна.
— Мы, художники, никогда не ходим прямым путем, если только ты — не Питер. Он начинает в пункте «А» и рисует, рисует, рисует до тех пор, пока не оказывается в пункте «Б». Не испытывая при этом ни малейших сомнений и колебаний. Достаточно, чтобы заставить меня выпивать. — Она помахала рукой Габри и заказала пиво с солеными орешками.
— Как продвигается реставрация? — поинтересовался Гамаш.
— Нормально, как мне кажется. Я оставила там Бена и Руфь. Руфь обнаружила домашний бар Джейн и теперь, созерцая стены, пишет стихи. А что делает Бен, одному богу известно. Вероятно, наносит краску. Клянусь богом, по-моему, он снова закрашивает картинки Джейн. Хотя, конечно, это здорово, что он с нами. В сущности, он проделал прямо-таки фантастическую работу.
— А что, разве Питер больше не помогает? — поинтересовалась Мирна.
— Почему же, помогает, и еще как, просто мы теперь работаем по очереди. То есть это он, главным образом, работает по очереди. А я провожу там большую часть дня. Это уже превратилось в нечто вроде зависимости. Питер делает свое дело, не поймите меня неправильно, но свою работу он любит больше.
Появился Габри с пивом для Клары.
— Это стоит сто тысяч долларов.
— Ну, тогда можешь проститься со своими чаевыми.
— Если бы я мог проститься со своими чаевыми, мне бы не нужен был Оливье.
— Мы говорили о четверге, — присоединился к разговору Гамаш. — Я слышал, вы устраиваете вечеринку.
— Вы имеете что-нибудь против? Я собиралась организовать ее, как и хотела Джейн.
— Надеюсь, тебе не помешает ураган, — вмешался Габри, очень довольный тем, что сумел и здесь отыскать мелодраму.
Гамаш пожалел, что не додумался до этого сам. Он знал, что Клара всего лишь выполняла последнюю волю умершей приятельницы, но эта вечеринка могла иметь и другую, весьма практическую, цель. Она могла спугнуть убийцу.
— Не возражаю, если только получу приглашение.
Изабелла Лакост подняла голову от своего компьютера, за которым писала отчеты об обыске у Фонтейн/Маленфанов и своем визите к врачу Тиммер. Тот вызвал на монитор компьютера файл Тиммер и в конце концов очень неохотно и со множеством оговорок, но признал, что существует гипотетическая возможность того, что кто-то помог ей перейти в мир иной.
— Сделав ей укол морфия. Это единственный способ. На этой стадии заболевания ей бы много не потребовалось. Она уже и так была на наркотиках, которые нужны были, чтобы ослабить боль, и чрезмерная доза могла с легкостью убить ее.
— Вы не проверяли такую вероятность?
— Не видел необходимости. — При этих словах он снова заколебался. Лакост была хорошим полицейским, и поэтому просто ждала. Ждала и молчала. Наконец он заговорил снова: — Такое часто случается. Друг или, скорее, член семьи дает больному смертельную дозу. Из сострадания. Это случается чаще, чем мы думаем, чаще, чем готовы признать. Существует нечто вроде неписаного закона, что в случае неизлечимой болезни, когда жизнь близится к концу, мы не проводим очень уж тщательного расследования.
Лакост вполне могла понять это, посочувствовать и даже согласиться с подобной точкой зрения в приватном порядке, но сейчас она находилась при исполнении, а в этом деле речь шла уж никак не о милосердии.
— А сейчас этого нельзя проверить?
— Ее кремировали. Такова была ее последняя воля. — Он выключил компьютер.
И вот теперь, два часа спустя, она выключала свой. На часах было половина седьмого вечера, и за окном стояла непроглядная темень. Ей нужно было обязательно поговорить с Гамашем о том, что она обнаружила в комнате Бернара, прежде чем отправиться домой. Ночь была холодной, и Лакост застегнула пальто на все пуговицы, переходя по мосту через речку Белла-Белла и направляясь в самое сердце Трех Сосен.
— Отдай его мне.
— Bonjour [61] , Бернар.
Она узнала грубый и неприветливый голос еще до того, как увидела подростка.
— Отдай. — Бернар Маленфан приближался к ней с угрожающим видом.
— Ты ничего не хочешь рассказать мне о нем?
— Да пошла ты! Дай его сюда.
Он поднес кулак к ее лицу, но не ударил.
Изабелле Лакост приходилось иметь дело с серийными убийцами, ворами, пьяными озверевшими мужьями и поэтому она не питала никаких иллюзий. Взбешенный и неуправляемый четырнадцатилетний подросток был так же опасен, как и любой из них.
— Убери кулаки. Я тебе его не отдам, так что можешь мне не грозить.
Бернар схватил ее сумку, собираясь вырвать ее из рук, но она ожидала этого. Она давным-давно усвоила, что большинство подростков, и даже не слишком сообразительных мужчин, привыкли недооценивать женщин. Она была сильной, ловкой и умной. Сохраняя хладнокровие, она выхватила сумку у него из рук.