Выехала на улицу и почувствовала — с моей «девяткой» что-то происходит, и это «что-то» мне совсем не понравилось. Терпеть не могу авторемонтные мастерские. И с их персоналом общаться тоже. Ну есть у меня такая маленькая женская слабость!
Я притормозила у обочины, злющая-презлющая. Целое воскресенье потратила на ремонт этой колымаги, а она вздумала брыкаться в середине пути. Но тут же я мысленно извинилась перед машиной за столь грубое определение, так как обычно иначе как «ласточкой» ее не звала. Что и говорить? Лучшая подруга, сколько раз меня выручала. В общем, не ругаться надо, а разбираться, в чем дело.
Оказалось — ничего страшного, просто спустило одно колесо. Пришлось снимать его и ставить другое, благо запаска у меня в порядке. Нелегкое это дело, конечно. Не женское. Но что делать, любишь, как говорится, кататься… Ну вот, кажется, теперь все нормально. Только вымазалась вся… Я сполоснула руки водой из канистры и захлопнула багажник. Кто-то просигналил мне из проносившегося мимо автомобиля. Вот она, романтика дальних дорог!
Я вырулила к большому дому из красного кирпича. Оставила «девятку» на стоянке и направилась прямо к подъезду, где была остановлена бдительной вахтершей. Пришлось довольно долго растолковывать ей, что меня ждут в четырнадцатой квартире. Она недоверчиво буравила меня взглядом сквозь толстые линзы в недорогой светло-коричневой оправе. Наконец подняла трубку внутреннего телефона:
— Как о вас доложить?
Меня прямо-таки поразило сходство с бразильским телесериалом. На душе стало от этого неприятно, и я пришла к выводу, что страдаю постсоветским синдромом всеобщей уравниловки.
— Скажите, что пришла Иванова, — буркнула я, изучая белоснежные стены, недавно подвергшиеся капитальному ремонту, который, должно быть, влетел жильцам в копеечку. Впрочем, о чем это я беспокоюсь?
Вахтерша получила от Марусича «добро» на мой визит и нехотя позволила пройти к лифту.
«Неужели я так похожа на злоумышленницу?» — мысленно изумилась я. Правда, помнится, Шерлока Холмса доктор Ватсон тоже поначалу принял за преступника. Так что нечего удивляться, человеческие эмоции — штука сложная.
«До чего же ты, Танечка, умная! — издевательски проявил себя внутренний голос, — прямо-таки мастер психоанализа». Но я не стала вступать в перепалку со своим вторым «я», а нажала на кнопку, где значилась цифра «три», и лифт стремительно доставил меня по месту назначения. Через пару минут я уже беседовала с Андреем.
Его квартира оказалась уютной и светлой, обстановка не грешила излишествами. Интерьер был выполнен в черно-белых тонах, а на стене висела картина в том же самом стиле, в котором творил Тадеуш Бартвелл. Одним словом, максимум комфорта и минимум той самой показной роскоши, которая так раздражает российского обывателя, привыкшего к более чем скромному существованию.
Марусич предложил мне располагаться поудобнее и сам отправился за вином, вкус которого я оценила чуть позже, а пока рассматривала книжный стеллаж, заполненный трудами по философии и в основном литературной классикой. На одной полке стояли Гумилев, Шпенглер, Тойнби и Платон, на другой блестели обложками Хемингуэй, Ремарк, Шекспир и Гомер. С ними соседствовали несколько томиков беллетристики. Меня всегда интересовали домашние библиотеки, по набору имеющихся книг иногда можно довольно точно судить о личности их хозяина. Хотя, конечно, первое впечатление бывает и ошибочным, но и оно позволяет делать кое-какие наметки. В данном случае вырисовывался довольно милый образ.
Андрей вернулся с бутылкой бордо, парой непрозрачных белых бокалов и огромным блюдом зефира. Я осторожно положила на место сборник стихов Цветаевой, который вертела в руках, и уселась за стол в предвкушении десерта, продолжая в недоумении озираться по сторонам. И тут натолкнулась на взгляд хозяина поразившей меня квартиры. Его теплые серые глаза с золотыми искорками как будто говорили: «А что вы, мадам, ожидали увидеть? Позолоченную сантехнику и неотесанного дикаря с повадками неандертальца?»
От этого немого укора мне стало не по себе. Я пригубила вино, стараясь скрыть за легкой улыбкой свое нечаянное смущение. Вообще-то оно мне несвойственно, я — особа практичная и даже, можно сказать, если быть совсем откровенной — циничная.
— Вы не передумали? — осведомился Андрей, протягивая мне кусочек зефира. — Дело ведь может быть опасным!
— Это моя специальность! — усмехнулась я. Заботы о моей персоне я с его стороны никак не ожидала. Марусич не переставал меня озадачивать. — Надо же как-то на хлеб зарабатывать! К тому же это так интересно! — призналась я, воодушевившись.
Очевидно, чудесное французское вино слегка вскружило мне голову, потому что я вдруг пустилась оживленно расхваливать свой образ жизни. Но спохватилась и пришла в себя — снова взглянув ему в лицо и увидев на нем откровенное разочарование. Гордый варяжский потомок, кажется, уже пожалел, что со мной связался. Это меня так поразило, что я едва не подавилась.
— Поговорим о деле, — сказала я, отрываясь от зефира и совершенно меняя тон.
— Конечно, — ответил клиент сдержанно. Андрей Марусич являл собой саму выдержку. А я предположила, что он будет вести себя подобным образом до тех пор, пока речь не зайдет о гербе.
— В каком музее вы выставляли свой щит? — задала я первый вопрос, полностью полагаясь на свою профессиональную память, так как не захватила с собой записной книжки.
— В краеведческом, там проходила геральдическая выставка. И меня уговорили предоставить для нее герб.
— Кто уговорил? — я уцепилась за информацию с азартом охотника, почувствовавшего добычу.
— Директор, — пожал плечами Андрей, ему мой вопрос интересным не показался. — Он через кого-то узнал… Вы что, полагаете, что директор мог быть наводчиком? Помилуйте…
— Имя назовите, пожалуйста, — попросила я.
Андрей недовольно поджал губы и как бы нехотя проговорил:
— Аскольдов Сергей Владимирович, если вы настаиваете.
— Когда состоялась попытка кражи?
— Ровно три недели назад, пятнадцатого октября, — сообщил Марусич и откинулся на спинку кресла. Но тут же ему, видимо, стало душно. Он встал для того, чтобы приоткрыть форточку. Или, как я и предполагала, разговор о гербе сильно волновал его.
— Вы забрали экспонат, а выставка все еще работала? — попробовала я уточнить.
— Да, с неделю…
— То есть выставка закрылась двадцать второго?
— Наверное, — согласился Андрей.
«Значит, он передал щит в музей числа девятого, — подсчитала я в уме, — у преступников было время хорошо подготовиться».
— Ладно, с данным вопросом мы немного разобрались, — произнесла я удовлетворенно. — А когда герб исчез из вашей квартиры?
— Два дня назад, — грустно сообщил Андрей. С него разом слетел весь лоск, и он стал смахивать на обманутого ребенка…
— Вы говорили о сейфе… — начала было я.