Колька онемел. На секунду на него нашло огромное облегчение от того, что следователь вроде бы не собирается его обесчестить, но тут ужас и отчаяние заглушили все: Машуня была безвозвратно потеряна.
Федорчук что-то выспрашивал у него про Нонну и Оксану, однако содержание вопросов не доходило до Колькиного сознания. Пустота в груди ширилась и росла в геометрической прогрессии.
… Когда следователь ушел, Соболев схватил со стола кувшин для поливки цветов и изо всей силы долбанул им об пол. Но разбить его удалось только на второй раз, да и то всего на три части. После произведенного погрома Колька даже не стал собирать осколки, а направился к своему компьютеру, вошел в Интернет и открыл сайт знакомств. Нужно было как-то начинать новую жизнь.
* * *
Федорчук пока опасался разговаривать с Нонной по поводу Бурцевой: вероятность спугнуть рыбку была очень велика. Поэтому Иван вновь призвал на помощь Машуню. Выписав ей пропуск не как адвокату, а как посетительнице, он заслал ее на разведку.
Но Машуня тоже вернулась ни с чем: Маевская заявила ей, что и не думала мириться с Бурцевой, что соседский мальчик видел не ее саму, а ее астральное тело, вновь и вновь возвращающееся к Оксане, чтобы воззвать к ее совести.
* * *
Федорчук до самого вечера бродил по своему кабинету и составлял в уме схемы. Все равно получалось что-то несуразное. В исключительно гладкой версии, рассказанной Маевской и подтвержденной Поленовым, была одна несостыковка: Нонна не могла знать о готовящемся убийстве Шорохова. Если, конечно, не верить в ее ясновидение.
Кроме того, Федорчука не покидало чувство, что Бурцева с Маевской нарочно инсценировали свою ссору с взаимными обидами, оскорблениями и прочей женской ерундой… Но вот зачем? И на кой ляд Оксана подала на Нонну заявление?
Потом если бы Маевская действительно была зла на свою подругу за обвинения и неделю, проведенную в СИЗО, они бы не стали крутить совместную аферу с детским сэконд-хэндом: ведь для таких дел нужен высокий уровень доверия. Все-таки Нонна за Бог весть какие заслуги получила от Оксаны кучу сэконд-хэнда, которую тут же и передала на сторону. И в чем, интересно, выгода Бурцевой? Маевская, что, заплатила за все эти тряпки?
Размышления Федорчука были прерваны телефонным звонком. «Блин, времени-то уже Бог весть сколько! Машуня волнуется», — подумал он, поднимая трубку.
— Алло!
— Борисыч? Это Лялин из СИЗО. Как делищи? Нормально? Я тебе вот чего звоню… Твой подопечный, этот… как его? Поленов… Он срочно требует встречи с тобой.
— Что, решил попросить прощения за плохое поведение? — осведомился Федорчук.
— Размечтался! — усмехнулся Лялин. — Он говорит, что решил признаться во всем.
— Вот как? Ну, давай, я подъеду к вам…
* * *
При одном взгляде на Поленова, Ивану стало ясно, что ему в СИЗО живется далеко не так весело, как Нонне. Его явно немножечко побили. А может быть, и не немножечко.
Банкир и преуспевающий делец с разбитой губой и распухшим, как картошка, носом тяжело упал на стул перед следователем.
— Ну, чем обязан? — начал первым Федорчук. — У вас, кажется, были какие-то вопросы ко мне?
Поленов уронил руки на стол. Наручники металлически звякнули.
— Я решил рассказать вам всю правду, — произнес он, не глядя на Ивана. — Я невиновен. Маевская попросту подставила меня. А я как дурак, пошел у нее на поводу.
— В чем пошли? — не понял Федорчук.
— Принял вину на себя.
— Интересно… А зачем вы это сделали, если считаете себя абсолютно невиновным?
При его саркастических словах Поленов несколько смутился.
— Ну, не то чтобы совсем невиновным… Оружия-то я не отрицаю… Но к убийству Стаса я не имею никакого отношения! А во время очной ставки я признался потому, что… я думал, что как только Нонна поймет, на что она меня обрекает, то сразу изменит свои показания.
— А она и не подумала изменить, — усмехнулся Федорчук.
Поленов сумрачно кивнул.
— Видит Бог, я ждал… Но я больше не могу в этой камере. И как только я представил, что вся моя жизнь в течение ближайших десяти-пятнадцати лет пройдет в том же режиме, я испугался…
— Значит, все показания Нонны ложны? — спросил Федорчук для проформы.
— Конечно! — горячо воскликнул Поленов, всеми силами стараясь доказать, что он говорит правду. — Я так полагаю, что она заранее все спланировала, чтобы подставить меня. Я ее часто водил в мой тайник, а она еще предсказывала, что меня посадят за это оружие… Значит, она уже тогда планировала меня отправить меня за решетку!
— У вас есть какие-нибудь идеи, зачем ей это могло понадобиться? — настороженно спросил Федорчук.
— Не знаю. Но я никогда в жизни не говорил ей о том, что хочу пострелять из Манлихера! И вообще я узнал о существовании второй винтовки только тогда, на обыске!
— Хорошо, а как вы думаете, у самой Маевской были причины желать смерти Стасу Шорохову?
— Я не знаю… Она такая… Я уже ничего не понимаю!
Иван разочарованно кивнул. Пока что общение с Поленовым не принесло ничего нового. А он-то подумал, что Вовочка-банкир решил открыть ему какую-то страшную тайну…
И тут ему в голову пришла одна очень интересная мысль: а ведь коль скоро Нонна была любовницей Поленова, то он наверняка должен знать об их отношениях с Бурцевой. Тем более, что Оксана являлась непосредственно его подчиненной.
— Послушайте, Поленов, — произнес Иван, — а вы не помните, когда вы познакомились с Оксаной Бурцевой?
— А она-то тут при чем?
— Давайте, все же вопросы буду задавать я, а не вы. Так когда?
— Ну… Вы наверное знаете, я занимался приобретением акций «Полет-банка» в течении всего этого года… Ну и когда мой пакет перевалил за тридцать процентов, я вошел в состав правления… Вот тогда в первый раз, наверное, и встретились.
Федорчук посмотрел на него с интересом. А это что еще за история со скупкой банка?
— А сейчас сколько у вас акций? — спросил он.
Поленов несколько помялся, явно размышляя, стоит или не стоит выдавать такую информацию.
— Вы отказываетесь помогать следствию? — деликатно осведомился Федорчук, и в тот же миг все сомнения Поленова полностью испарились.
— Что-то около шестидесяти процентов, — ответил он хмуро.
— Ого! А с Маевской вы познакомились…
— Нас как раз Бурцева и свела, — перебил следователя Поленов. — Они были большими подругами, несмотря на то, что Оксана старше Нонны почти на двадцать лет. По-моему, они сдружились на почве гадания… Я тогда совсем забегался из-за этой войны с Желтковым, а Ноннка была такая ласковая, такая понимающая…