Вопреки заявлению техник ожесточенно пытался наладить прибор — в основном с помощью народной смекалки и набора матерных выражений. Банников сидел рядом и терпеливо ждал.
* * *
Едва выпроводив гостя, она сбросила джинсы и свитер, которые не снимала с утра, и накинула любимый халат. Нужно было как-то расслабиться. Наркотики она категорически не признавала, а лучшим способом релаксации считала хороший секс или, в крайнем случае, качественный алкоголь. Сегодня секса не будет. Она достала бутылку, плеснула в бокал остро пахнущей жидкости. Разговор с Романом отнял у нее массу сил, а к ночи их и так оставалось немного — день выдался суетный и тяжелый. Весна. Этим все сказано. Что маньяки? Даже у совершенно нормальных людей вылезает такое… Истерички идут к ним за утешением такими плотными стадами, что сегодня она даже не всех приняла. И будущая неделя расписана наперед. Ничего, как-нибудь… Больших дел затевать уже не будут, а закрыться сейчас — значит вызвать ненужный интерес у этого уголовника. Пусть все идет, как идет, а они пока станут оформлять документы, переводить в наличные деньги имущество. У нее практической сметки побольше, чем у Радика. Да, все приходится решать самой. Даже если Рома сейчас придет к нужному выводу, то это будет только ее заслуга. Сегодня пришлось потратить на этого эгоистичного Аполлона столько душевных сил… Почему, если Бог дает людям такие красоту и обаяние, то обязательно недодает чего-то другого? И чаще всего это другое — мозги.
Она с ногами забралась в кресло и отхлебнула из бокала. Пришлось наплести этому красавчику, что Соболева — лесбиянка. Нужно было как-то поддержать его уязвленное эго. Дамочка на него не клюнула. Да еще молодая и красивая. Не клюнула, скорее всего, именно потому, что молодая и красивая. Значит, у нее есть кто-то и Ромочка ей даром не нужен. И на этого кого-то у нее серьезные виды, сделала Эвелина логический вывод, раз она с их суперменом даже из спортивного интереса перепихнуться не захотела. А может, ей нравятся не высокие, красивые и молодые, а низенькие, жирные и лысые. Кто-то любит арбуз, а кто-то — свиной хрящик. Вот Радик всю жизнь западает на грудастых, попастых, роскошных брюнеток. А она — субтильная, плоская и уже не очень молодая блондинка. Но Радик будет именно с ней, и только с ней. Не зря она всю жизнь положила на это. Осталось еще чуть-чуть. Еще немного, и они уедут и проведут вдвоем остаток жизни, и это будут лучшие их годы. Ему ни о чем не придется жалеть рядом с ней. Глаза ее потеплели, заблестели, на щеках появился румянец. Он и сегодня хотел приехать, но Ромочкин визит испортил им вечер…
Рома привык контактировать с ней — с женщиной ему проще. Примитив. Плохо, конечно, что приходится в самый ответственный момент полагаться на такого слабака, но что поделаешь… С самого начала она сделала ставку на него, и переигрывать уже поздно. Она рассчитывала, что он сразу влезет в постель к этой бабе, а потом по-тихому вколет ей нужную дозу, но эта сука оказалась слишком осторожной. Она отправила на тот свет свою мать и поэтому хорошо знает, что не стоит впускать в дом кого попало. Она, Лина, сильная женщина. Она бы, пожалуй, справилась с этой Соболевой… Да, она справилась бы. Но ее она и близко не подпустит, эта сучка подозрительна и осторожна. А Рома так хорошо играет роль влюбленного, что даже смешно! Бегает к ней на свидания каждый день. С цветами. Она фыркнула. Да он и на самом деле влюбился, дурачок. Надо же, влюбился в эту Соболеву! До этого он получал все, что хотел. А теперь вдруг не получил. И не получит. И поэтому он ее убьет. А вовсе не потому, что ему хочется денег. Хотя и денег тоже хочется. Ничего, скоро все они получат. Каждый свое. Она, Лина, получит Радика. Потому что она его заслужила. Потому что она слишком долго ждала, чтобы его получить. Полностью.
* * *
— Саш, ты еще не спишь? — спросила она в трубку почему-то шепотом. Шептать не было никакого смысла — даже если Саша Бухин и спал, телефонный звонок его наверняка разбудил.
— Еще не сплю, — ответил он сипло, и Катя поняла, что спал. — А который час?
— Полвторого. Ты извини меня…
— Катюх, ну что ты! Подожди чуть-чуть, я сейчас куда-нибудь… — В трубке было слышно, как он возится, и она еще раз пожалела, что разбудила человека среди ночи. Но больше звонить было некому. Самые близкие люди — мама и… Наталья. Но позвонить маме среди ночи? У нее инфаркт случится. Наталья? Наталье она могла бы все рассказать — но ей она рассказывать не имеет права. Может быть, потом, когда-нибудь…
В трубке послышался приглушенный кашель — наверное, Сашка готовился к разговору. Зря она ему позвонила…
— Кать, ну куда ты пропала? — спросил голос в трубке.
— Я не пропала, — обрадовалась она. — У меня бессонница, и я подумала, что ты тоже…
— С тобой все в порядке?
— В общем-то, да, — подумав, ответила она. — Наверное, в порядке. Знаешь, я даже засыпать стала, а потом вдруг… дикий страх. У тебя такого никогда не было?
У него такого никогда не было, и поэтому он спросил:
— Кать, а ты снотворные какие-нибудь пьешь?
— Сань, мне свежая голова нужна, — печально сказала она. — А после снотворного я такая… ватная. Как старое одеяло.
— Кать, а ты стихи не пишешь?
От удивления страх прошел окончательно.
— Нет. А что? Заснуть помогают? А почему ты спросил?
— Ну… образ очень хороший. Старого ватного одеяла. Емкий такой.
Она тихо засмеялась. И правда, смешно получилось.
— А Дашка стихи пишет, — похвастался Бухин. — Хорошие.
— Счастливая, — позавидовала Катя. — Я совершенно ни к чему такому не способна.
— Зато ты шикарно перевоплощаешься. Я тебя вчера даже не узнал! А знаешь, Дашка сегодня такое странное стихотворение написала… Хочешь, я тебе прочитаю?
— Хочу, — без энтузиазма согласилась Катя. Поэзию она уважала, но больше предпочитала прозу. Но Сашка такой милый, она подняла его среди ночи, и он даже не рассердился…
— Сейчас принесу, — пообещал он.
От разговора с ним она так успокоилась, что даже захотела спать. Когда все это закончится, она будет спать неделю подряд и отоспится за все свои бессонные ночи.
— Ты меня слушаешь? — спросила трубка. — Заглавия нет, но я бы назвал его «Копилка».
А у свинки-копилки под глянцевой шкуркой стучит,
И болит, и тоскует, и чувствует сердце беду.
Все — чужое внутри. Что-то там шелестит, и бренчит,
И то в левом заколет, то в правом заноет боку.
Одиноко на полке стоять. Все — по делу. Никто — просто так,
Бескорыстного нет ничего уж на свете давно!
И на руки возьмут — чуть разнежишься, — бросят пятак
В наболевшее, гулкое, все расписное нутро.
Ночью хочется спать, видеть луг и цветочки на нем,
Маргаритки, гвоздички, ромашки — совсем как на мне.
И чтоб лес уходил темно-синей волной в окоем,