– Это всего лишь обычная весенняя гроза, – монотонно твердила Мэгги. Она понимала, что раскаты грома напоминали Уилли орудийный огонь. Война нанесла ему тяжелую душевную травму – его рота потеряла в сражениях половину людей, а сам он был тяжело ранен в одном из боев. Рядом с ним разорвалось ядро, начиненное шрапнелью, разорвав ему бок и тяжело ранив плечо и руку. Осколки попали ему в голову, оставив шрамы на коже и непоправимо изувечив мозг, что превратило его снова в испуганного ребенка, который думает, что его жена – это мать, а сын – старший брат.
– Тебе не будет больно, я обещаю, – продолжала успокаивать его Мэгги, ласково поглаживая густые белокурые волосы. Дрожь, которая била Уилли, начала стихать, и наконец он расслабился и успокоился в ее руках. Тяжело вздохнув, он отстранился и улыбнулся ей жалкой улыбкой, измученный собственным страхом.
– Я хочу спать, – сказал он.
– Конечно, уже поздно, и давно пора ложиться, – она перевела взгляд на сына. – Вам обоим пора спать.
– Но, мама!
– Ти, тебе хорошо известно, что время позднее и давно пора быть в постели.
– Но я хотел поговорить с тобой о… – он взглянул на Уилла и медленно направился к двери.
– Я знаю, о ком ты хочешь поговорить, – ответила Мэгги. – Мы поговорим об этом завтра. – Она не была уверена, что стоит говорить о незнакомце при Уилли.
– Хорошо, – согласился Ти. – Но я как подумаю, что на дворе ужас как сыро и холодно…
Мэгги самой не давала покоя эта мысль. Она не могла забыть, как Рейд Прескот дрожал в своей насквозь промокшей одежде. Жестоко было оставлять его в таких условиях. Ему было необходимо хотя бы полотенце, сухая одежда и теплое одеяло. И все же не хотелось подвергать себя глупому риску, снова вернувшись в хлев. Полбеды, если она обнаружит, что он уже успел скрыться вместе со скотом, а вдруг он все-таки замышляет что-то недоброе по отношению к ней и ее семье.
И все же несмотря на эти страхи, Мэгги не могла остаться равнодушной к тому, кто нуждается в помощи. Это противоречило ее открытой натуре.
– Ты прав, – сказала она Ти, бросив быстрый взгляд на Уилла. Глаза того уже закрылись, а грудь мерно поднималась и опускалась. Он крепко спал. – Пойду отнесу мистеру Прескоту сухие вещи, а ты останешься здесь и будешь спать. До утра осталось не так уж и много. Что бы ни случилось этой ночью, с утра ты должен разнести яйца. Договорились?
– Да, мама.
Мэгги наскоро собрала кое-что из одежды Уилла, добавив к этому полотенце и одеяло. Проходя через кухню, она помедлила, затем взяла тарелку, положила в нее красных бобов, оставшихся от ужина, и добавила к ним кусок маисовой лепешки. Еда давно остыла, но она подумала, что бродяга будет рад и такому угощению. Она понимала, что если такие тяжелые времена наступили для тех, кто жил на земле и кормился своим трудом, то насколько же хуже положение тех, у кого не было ни дома, ни крова.
Дождь прекратился, и Мэгги быстро пересекла двор, обходя грязные лужи. Она подошла к дверям хлева, открыла их… и замерла на пороге с раскрытым ртом, пораженная увиденным.
Меньше чем в десяти шагах от нее стоял Рейд Прескот, развешивая мокрую одежду на боковую загородку стойла. Он был совершенно голый!
Она смутилась и хотела было повернуть назад, но в этот момент мужчина обернулся, чем окончательно вогнал ее в краску.
– Ой! Я… – она совершенно растерялась и не находила слов. У нее даже не хватило соображения отвернуться. Прескот выругался и спрятался за загородкой хлева.
– Я прошу прощения… – лицо Мэгги горело. – Мне… мне следовало постучать… я не думала…
Она резко замолчала, быстро положила узелок с одеждой на ближайший стог сена, тарелку с едой поставила на ящик, неловко повернулась, открыла дверь и выбежала из хлева. Она продолжала бежать, пока не наткнулась в дверь собственного дома.
Рейд быстро обтерся полотенцем, натянул на себя одежду, оставленную женщиной, и завернулся в одеяло. Наконец-то он перестал дрожать и почувствовал тепло. Теперь можно было и поесть. Холодные бобы и маисовый хлеб оказались для него чем-то вроде манны небесной – он не ел уже вторые сутки. Он с жадностью набивал рот бобами, сидя на охапке сена. Покончив с едой, он со вздохом отставил в сторону тарелку и откинулся спиной на загородку стойла, испытывая чувство блаженства от тепла, сухой одежды и сытости. Рейд не мог вспомнить, когда ему в последнее время было так хорошо. Единственное, чего ему не хватало для полного счастья, подумал он, так это огня… и женщины рядом. Но не просто женщины, а его вспыльчивой, вооруженной благодетельницы. Он улыбнулся, вспомнив, какое у нее было выражение лица, когда она застала его голым. Он тоже чувствовал смущение, хотя не мог не заметить комизма этой немой сцены. Внезапно его охватило чувственное желание – его мысли обратились к хозяйке фермы. Перестав улыбаться, он закрыл глаза и почувствовал, как заломило у него внизу живота и поясницу охватило сладкое томление. Сегодня он никак не ожидал встретить женщину, которая кроме обычного интереса вызывала у него такое желание физической близости. Таких чувств он не испытывал уже давно, но на эту женщину трудно было не обратить внимания.
Он вспомнил, как она ворвалась в хлев: в распахнувшемся халате, мокром от дождя, белой хлопчатобумажной рубахе, повторяющей все изгибы ее тела, и с винтовкой в руках.
Черт побери! Эта женщина обладала изрядным мужеством, в противном случае, она ни за что бы не решилась выйти из дому навстречу человеку, без разрешения вторгшемуся в ее владения. Она ведь понимала, что это мог быть не замерзший путник, ищущий укрытия от дождя, а матерый вор или убийца, встреча с которым могла окончиться далеко не безобидно.
Ну, а если оставить в стороне ее мужество, надо было признать, что она чертовски красива. У него перед глазами стояла ее стройная фигура, светлые глаза, сверкающие из-под густых бровей, рассыпавшиеся по плечам роскошные каштановые волосы и здоровый румянец на щеках, говоривший о молодости и силе.
Она вела себя на редкость спокойно и хладнокровно даже тогда, когда он отобрал у нее ружье. Единственное, что вывело ее из равновесия, так это появление в хлеву мальчика. Однако, почувствовав, что нежданный гость не намерен нападать на них, она проявила истинную доброту, принеся ему сухую одежду и еду. На ее месте многие посчитали бы, что, разрешив ему остаться в хлеву до утра, они проявили неслыханную по этим временам щедрость.
Рейд не мог заснуть. Он думал о Мэгги. Мальчик, вероятно, был ее сыном: они были похожи как две капли воды. Очевидно для Рейда было и то, что в доме нет взрослого мужчины, так как в противном случае именно он вышел бы навстречу незнакомцу. Может, муж женщины погиб во время войны? Если это так, значит, она жила одна, по крайней мере, с шестьдесят пятого года, борясь за выживание и сохранение ребенка. Вдовам сейчас было очень тяжело. Это обстоятельство придавало ее щедрости еще большее значение в глазах Прескота. С другой стороны, ее положение вдовы говорило о том, что по ночам она спит в одиночестве. И снова Рейд почувствовал беспокойство и томление, удивившее его самого. В кровавой бойне, в которой ему довелось участвовать, многие эмоции и желания притупились. Иногда, правда, он испытывал некоторое волнение, но это был обыкновенный животный инстинкт, который следовало либо удовлетворить, либо оставить без внимания. Острое желание, которое он сейчас испытывал, было совершенно иным, и он не был уверен, что это состояние ему нравится. Война сделала его черствым, и это часто спасало в самых немыслимых ситуациях.