Марина была так увлечена своими размышлениями, что картина, которую узрела она, лишь заглянув в конюшню, сначала показалась ей картиной порки. Она увидела женщину, стоявшую на четвереньках, причем юбки ее были наброшены на голову, открывая голую спину и бедра, а над ней склонился мужчина, занося руку, словно для увесистого удара. Но вместо того, чтобы ударить, он сильно дернул женщину к себе, отчего она громко вскрикнула, а потом быстро-быстро задвигался, все плотнее вжимаясь в нее, и Марина остолбенела, поняв, что видит не порку, а грубое любодейство, причем столь торопливое, что мужчина даже не дал себе труда раздеться, а лишь расстегнул штаны.
После нескольких стремительных движений он захрипел и навалился на женщину. Она рухнула плашмя и замерла, придавленная его тяжестью. Он тоже был недвижим.
– Ужас какой… – пробормотала Марина, которая едва стояла на подкосившихся ногах.
В тишине конюшни, нарушаемой лишь тяжелым дыханием, ее негромкий голос зазвучал неожиданно громко.
Любовники подскочили, словно их огрели плетью. Мужчина обернулся и с ухмылкой глянул на Марину. Похоже было, он ничуть не смущен, а наоборот – наслаждается происходящим. Он даже не пытался застегнуть штаны, и его уд вызывающе торчал, не то угрожая, не то выхваляясь своими размерами.
Марина взвизгнула и выскочила за дверь, сопровождаемая негромким хохотком. И тут ноги вовсе отказались ей служить, она припала спиной к стенке, отчаянно цепляясь за камни и чувствуя, что сейчас рухнет в обморок, на потеху этому незнакомцу с ошеломляюще красивым лицом, нагловатой улыбкой, заставляющей разбиваться вдребезги женские сердца, и с таким могучим удом, что он казался чем-то неестественным. Вдруг представилось: она лишается чувств тут, под стеной, а этот… выходит из конюшни, хватает безвольное тело, задирает юбки на голову и…
Дверь конюшни резко распахнулась, и Марина, взвизгнув, отпрянула, выставив ладони, готовая обороняться, готовая… она не знала, что с ней творится!
– Миледи! О, простите меня, миледи! Я не хотела! Не хотела! – Залитое слезами, зажмуренное, пунцовое от стыда лицо оказалось перед ней, чьи-то руки вцепились в ее руки. – Это произошло только один раз, клянусь богом, больше никогда, никогда…
Марина вытаращила глаза, увидев знакомые черные волосы.
– Агнесс?!
Услышав свое имя, растрепанная смуглянка в ужасе воззрилась на ту, кого она хватала за руки, и разжала пальцы так резко, словно обожглась:
– Так это вы?!
Агнесс с явным облегчением перевела дух.
– Ну, слава Иисусу. Я-то думала, пришла леди… – она чуть запнулась, – ну, я думала, пришла леди Урсула! – Она махнула рукой и вновь направилась в конюшню.
У Марины просто-таки дух занялся от такой наглости.
– Нет, погоди! Куда это ты направилась? Продолжать?! А ну, пошла в дом! И если ты думаешь, что я никому не скажу о том, что видела…
Агнесс стремительно обернулась.
– Кому же вы скажете, мисс? – прошипела она, приближая свое лицо к Марининому и обдавая ее горячим дыханием. – Леди Урсуле? Леди Джессике? Или, быть может… милорду? – Она злорадно хихикнула, увидев, как отпрянула Марина. – Ну вот, я так и знала! Я с первого взгляда поняла, что вы и он…
– Да ты сдурела! – возмущенно выкрикнула Марина. – Только что стояла на карачках перед этим… этим кобелем, а теперь меня чернишь? С больной головы на здоровую?!
– Ого, какие слова! – усмехнулась Агнесс. – Держу пари, что ни леди Урсула, ни леди Джессика таких и слыхом не слыхали! Не зря говорят, что у вас там, в России, все вперемежку валяются: слуги, господа, кобели…
Бац! Голова Агнесс нелепо мотнулась, а у Марины заломило ладонь. Она даже не сразу поняла, что произошло, и, только увидев на щеке Агнесс заалевший отпечаток этой ладони, поняла, что влепила ей пощечину. Но она должна, должна была как-то остановить поток ненависти, изливающейся из глаз, из уст Агнесс!
Агнесс дико взвизгнула и ринулась было на Марион, да ее перехватил выскочивший из конюшни мужчина. Рванул к себе, прижал, не давая шевельнуться.
– Замолчи, дура! А ну, тихо! – прикрикнул он, но Агнесс не унималась и рвалась так, что мужчина едва справлялся с ней.
– А может быть, ты ревнуешь? – выкрикнула Агнесс. – Может быть, ты пришла сюда за тем же самым?
– Опомнись! Рехнулась?! – прорычал мужчина, тряся ее что было сил.
Голова Агнесс моталась, как у куклы, на губах выступила пена, но она вырывалась с неженской силой.
– Успокойся! Какой дьявол тебя разбирает?! – выкрикнул в отчаянии мужчина. – Стоит об этом узнать Сименсу, сама знаешь, что начнется!
Но Агнесс словно не слышала.
– Не старайся! – сквозь взвизгивания и всхлипывания выкрикивала она. – Хьюго тебя не захочет! Он не любит таких бесцветных. Ему нравятся яркие женщины! – Она захохотала, и Марина с трудом разобрала следующие слова: – Я знала одну леди, которая так хотела переспать с Хьюго, что покрасила свои белесые космы, лишь бы…
Бац! Новый хлесткий звук новой пощечины! Но удар был хорош: Агнесс рухнула как подкошенная и не поднялась. Глаза ее блуждали, грудь резко вздымалась, рот широко открывался, словно у рыбы, вытащенной из воды… и, в точности как рыба, она не могла сказать ни слова.
Марина глядела на нее в ужасе.
– Бога ради, простите ее, леди, – негромко сказал мужчина. – Она обезумела!
Голос его подействовал на Марину как выстрел.
– Нет! – истерически вскрикнула она, отскакивая. – Не приближайтесь ко мне!
Против воли ее взгляд устремился на его бедра, и Марина с облегчением перевела дух, увидав, что штаны вполне застегнуты.
Он проследил ее взгляд и тихо сказал:
– Успокойтесь, леди. Я не причиню вам вреда.
Марина воззрилась на него, понемногу успокаиваясь и удивляясь свободе и непринужденности, с которыми говорил с ней конюх. Либо «кузину» лорда никто из слуг и впрямь ни во что не ставит, либо… либо этот Хьюго знает о том, какое впечатление производит на женщин. Всех женщин: от служанки до барыни. Да уж… эти миндалевидные темные глаза, неожиданные при почти белых густых волосах, поражали. И ресницы – какие длинные, густые ресницы!
Черты его лица были четки и красивы, а резко изломанные брови придавали лицу дерзкое, властное выражение. Сперва это лицо показалось Марине наглым, но сейчас, когда незнакомец смотрел на нее почти с мольбой, она вдруг растерялась.