Но как же это могло статься? Марина вернулась на площадку, припала к щели.
Нет. Каменный пол совершенно чист, лишь кое-где валяются какие-то веточки, сухие прошлогодние листочки. Урсула убежала сама не своя, Марине тоже было не до уборки мусора. Что же получается? Bыходит, Урсула потом спохватилась и вернулась подобрать осколки? Или – Марина вздрогнула – вернулся кто-то другой? Тот, кто держал здесь Гвендолин и почуял чужой глаз?..
Ей вдруг сделалось жутко. В панике ринулась вниз по ступенькам, споткнулась, еле удержалась на ногах – да и замерла, пораженная внезапной догадкой. А что, если никто не возвращался убрать разбитый фонарь? Что, если и фонарь этот, и разговор узницы с Урсулою, и крики Гвендолин, и вообще все ночное приключение – не более чем кошмар, призрак… такой же несуществующий призрак, как леди Элинор, и старик на деревянной ноге, и молодой поэт, застреливший своего брата?
Марина оглянулась. В распахнутой двери никого, в башенной комнатке тишина и пустота.
О господи!
Она не знала, что и подумать, только вдруг мучительно захотелось оказаться отсюда как можно дальше. Она поразмыслит обо всем на свободе!
Марина сбежала вниз, толкнула уличную дверь. Та не поддалась: заело что-то, наверное. Толкнула еще раз, другой – и отошла, бессильно прислонилась к стене.
Все-таки ей судьба была найти в этой башне хоть одну запертую дверь. Ту самую, через которую она сюда вошла, а выйти – не может.
* * *
Конечно, дверь запер Десмонд. Нет, не нарочно. Хозяйский глаз заметил недогляд – и устранил оплошность. Небось там, снаружи, висит теперь такой замочище! Можно хоть век ударяться в двери плечиком, толку не будет, кроме синяков.
Hадо бы крик поднять – но Марине не хотелось. До чего же глупо станет она выглядеть, когда ее отомкнут! Представился холод в глазах Десмонда, его презрительно изогнутая бровь: «Вечно вас куда не надо заносит, не в баню, так в башню!» Ох, нет. Крик она оставит на потом, когда уж точно не останется иного способа выбраться отсюда.
Окно, ведущее на галерею и забитое крест-накрест, встало перед ее глазами. Если бы расшатать гвозди и вытащить хотя бы две доски, она смогла бы выбраться на переход и вернуться в замок совершенно незаметно, той же лестницей, которой они с Урсулою бегали ночью… точнее, во сне. Разумеется, Марина верила в вещие сны: ее так уж точно был вещим! Она помнила, как блестел камень в свете луны, нишу, где пряталась, ну и все остальное. Еще раз поглядела – все на месте! Кроме разбитого фонаря. И кроме Гвендолин…
Ладно, она поломает голову над этим потом. А сейчас надо выбираться отсюда, и поскорее: холодно!
Не прошло и четверти часа, как ей стало жарко – не то от усилий, не то от понимания, что они тщетны. В ход пошла ножка сломанного табурета, потом вторая, третья, четвертая… Все они сломались одна за другой, а не то что вытащить – даже расшатать хотя бы одну доску Марине не удалось. Пожалуй, все-таки лучше кричать.
А если никто не услышит? Вот ужас-то! Нет, ночью Урсула обязательно придет проведать Гвендолин – и найдет Марину.
«Тьфу! Не придет Урсула, потому что никакой Гвендолин нет на свете! – сердито сказала себе Марина. – Ну, кричи, кричи давай!»
И все-таки она медлила. Что толку орать в небеса? Лучше вернуться к нижней двери: там, глядишь, хоть кто-то мимо пройдет. О господи, да ведь, кажется, уже темнеет! А что, если… У Марины подкосились ноги от ужасной догадки: что, если Гвендолин все-таки существует, но, как всякий призрак, принадлежит ночи? И как только тьма вползет через порог и заскулят в замке псы, предчувствуя недоброе, Марина вновь услышит жалобный плач, и увидит белую, тщедушную фигурку Урсулы, и брауни, который в лунном свете играет на лужайке, и, может быть… о господи, спаси и помилуй! – даже себя, застывшую в нише… как прошлой ночью!
Правая рука ее так и замелькала, осеняя крестами себя, стены вокруг, а левая цеплялась за перила, когда Марина со всех ног неслась вниз, с жадностью ловя последние промельки дня, проницавшие сумрак башни. Она уже открыла рот, готовясь закричать, но едва не рухнула без чувств от страха: тишину башни взрезал не ее перепуганный вопль, а хриплое:
– Мя-а-у!
* * *
Бредовая мысль, что этот звук исторгнут ее горлом, что призраки уже напали на нее и лишили человеческого голоса, все-таки успела на краткий миг завладеть ее сознанием, но тут же исчезла, когда Марина услышала второе «мяу» и увидела у своих ног огромного беловато-рыжеватого кота.
Макбет!
– Ты, дурак, чего орешь? – спросила она сердито. – Напугал меня до полусмерти.
На круглой, сытой усатой морде выразилось совершенно человеческое возмущение. Очевидно, он не привык, чтобы с ним разговаривали в таком тоне. Марина, впрочем, уже устыдилась своей грубости и, решив исправить содеянное, потянулась его погладить. Да не тут-то было! Макбет был кот с характером. Отскочив, он повернулся к Марине спиной, брезгливо тряхнул сперва одной, потом другой задней лапкой, выражая свое глубочайшее презрение неприветливому человеческому существу, а потом скользнул в узкую щель между досками и стеной. Наверное, там был какой-нибудь кошачий лаз.
– Макбет, ради бога! – в панике воззвала Марина, поняв, что сейчас останется одна, и, с неожиданной силой отшвырнув одну доску, потом другую, так и ахнула, увидев перед собой этот самый «кошачий лаз»: в пол-аршина шириной и не меньше чем в два длиной. Не самое просторное отверстие, однако вполне достаточно, чтобы мог протиснуться человек. Это Марина и проделала незамедлительно, думая сейчас даже не о том, что перед ней открывается возможный путь к спасению, а о том, дабы не оставаться одной.
Пробежав несколько шагов на полусогнутых, она вдруг ощутила, что потолок поднялся, и осторожно распрямилась, пытаясь проникнуть взором сквозь тьму. Похоже, она оказалась в настоящем подземелье, причем настолько влажном, что вода сочилась сквозь стены. О господи, не вернуться ли? В башне хотя бы сухо и не так промозгло. Куда он ее завел, этот чертов Макбет?
– Мяу! – раздалось у ног, и Марина с трудом подавила желание схватить кота на руки и ощутить его живое, успокоительное тепло.
– Вот что, друг, – сказала она любезно. – Ты меня сюда завел – ты и выводи.
Макбет немедленно ринулся вперед, и Марине, чтобы не потерять его, пришлось припустить со всех ног.
Белый клок тумана мелькал впереди; она бежала, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не оглянуться. Ну что там, сзади? Ход в башню, только и всего. Марина старалась не думать, что этого хода больше не видно, и даже захоти она – не найдет дороги назад. Вот уж правда, что у нее теперь оставался только один путь – вперед, и один проводник…