– Ну так слушайте. – Десмонд принял серьезный, даже таинственный вид и заговорил нараспев, причем Марина едва не прыснула, когда заметила, что он намеренно или невзначай подражает ей: – Случилось это в давние времена – столь давние, что их не зря называют незапамятными. В то время хозяином Маккол-кастл был рыцарь по имени Малколм. Да, так его и звали: сэр Малколм Маккол. Он был удачно и счастливо женат на прекрасной даме по имени… впрочем, это неважно. И вот однажды, охотясь в лесу, сэр Малколм заблудился и очутился на берегу прекрасного лесного озера. В этот миг взошла луна, и свет ее озарил воду озера, из которого выходила красавица. Такой красавицы сэр Малколм никогда не видел! Он полюбил ее с первого взгляда… наверное, и она его – тоже, потому что она ни слова не сказала против, когда сэр Малколм приблизился, поцеловал ее в уста, а затем обнял – обнял так крепко, что до утра не выпускал из объятий.
Поутру сэр Малколм воротился домой и успокоил всех, кто о нем беспокоился и уже готовился отправиться на поиски. Настала ночь – и сэр Малколм тайком выскользнул из замка…
А надо сказать, что миледи страстно любила супруга и сердцем почуяла неладное. Заметив, что муж куда-то пропадает по ночам, она решила проследить за ним. Вслед за рыцарем она добралась до лесного озера и увидела, как в полночь из его вод вышла навстречу сэру Малколму прекрасная девушка и предается с ним неистовым любовным забавам.
На другой вечер, за ужином, миледи поднесла супругу кубок вина, в котором было растворено сонное зелье, а когда он уснул, завернулась в его плащ и велела оседлать себе коня.
На берегу лесного озера сидела фея и расчесывала свои прекрасные белокурые волосы… точь-в-точь как в вашей сказке, Марион! – ласково улыбнулся Десмонд, но Марина взволнованно пробормотала:
– Пожалуйста, рассказывайте дальше!
– Да что уж рассказывать? Все и так ясно! Миледи приблизилась к фее – а та не ожидала ничего плохого и радостно улыбалась – и нанесла ей удар серебряным кинжалом. Как известно, всех таких существ можно поразить только серебряным оружием или серебряной пулею. Фея упала в озеро, и вода тотчас окрасилась кровью. А миледи сунула кинжал в ножны и отправилась домой.
Правда недолго оставалась скрытой от сэра Малколма. Что-то нашептали слуги, о чем-то он догадался сам, да и миледи была горда и не стала запираться, когда милорд обнаружил окровавленный кинжал. Можно было ожидать, что он тотчас пронзит ей сердце, но… ничего такого не произошло. Сэр Малколм не сказал супруге ни слова ни в эту минуту, ни через год, и два, и три, и более… За это время она родила сына и наследника, дитя подросло и уже вышло из возраста, когда нуждалось в женской опеке. И вот однажды грозовой мрачной ночью в покои миледи внезапно вошли четверо мужчин в черных плащах с капюшонами, которые скрывали самого сэра Малколма, двух его самых преданных слуг и домашнего лекаря. Ее схватили и бросили на пол. Миледи вскрикнула, ожидая, что сейчас над нею свершится насилие, однако сэр Малколм, склонившись над распростертым телом супруги, вытащил серебряный кинжал, покрытый ржавыми пятнами, – и миледи поняла, что настал час отмщения… хотя она уже надеялась, что он никогда не наступит!
«Лесное озеро высохло!» – в первый и последний раз за все эти годы обратился к супруге рыцарь, а потом кивнул своим пособникам. Слуги заткнули хозяйке рот и держали ее так крепко, что она не могла шевельнуться, а лекарь тем же самым кинжалом вскрыл ей вены на руках, после чего опустил ее руки в два глубоких таза, чтобы ни одной капли крови не вылилось на пол…
– О господи! – в ужасе воскликнула Марина. – Да ведь это была леди Элинор!
– Ого! – усмехнулся Десмонд. – Вы уже и впрямь о многом наслышаны! Pазумеется, разве могла бедняжка Урсула не просветить вас относительно этой дамы, к которой она бог весть почему так страстно привязана. Мне же она не больно-то по нраву!
– А мне ее просто жаль, – вздохнула Марина. – Верно, она и впрямь безумно любила сэра Дес… в смысле, я хочу сказать, сэра Малколма. И с ней поступили жестоко, жестоко… притом именно тогда, когда уже все казалось забыто.
– Да, отмщение изощренное, в духе Шекспира и античных трагедий. Но мне кажется, вы напрасно беспокоитесь, Марион. Вы совершенно не похожи на мстительную миледи! Наоборот, вы напоминаете прелестную фею, из-за которой потерял голову мой предок. Особенно сейчас, когда ветер гуляет в ваших волосах, вздымая вихрь кудрей. У вас дерзкий взор, нежный рот и… озеро рядом!
Марина оглянулась, словно это нуждалось в подтверждении. Озеро то розовое, то серебристое, и золотистое солнце играет меж ветвей, бросая легкие тени на траву…
– Удивительно! – тихо сказал Десмонд. – Я совсем забыл, что куда-то шел, спешил. Я забыл о времени. Мне почему-то очень легко говорить с вами, Марион. Как ни с кем другим! Может быть, это оттого, что нас с вами, – он запнулся, – нас с вами связывают особые узы?
Марина испуганно моргнула. Сердце вдруг застучало часто-часто.
– Вы имеете в виду, – шепнула она, поразившись тому, что голос ее звучит как слабый, еле слышный шелест, – вы…
– Я имею в виду, что мы с вами – супруги, – так же тихо ответил Десмонд. – Но почему же мы так далеки друг от друга?
Марина закрыла глаза, не в силах вынести его взгляда, оступилась, покачнулась, Десмонд поддержал ее – и через мгновение Марина оказалась в его объятиях.
Ни слова больше не было сказано меж ними. Она только коротко, испуганно вскрикнула, и ее губы очутились в плену его рта. Oни целовались как безумные, как умирающие от жажды, которые наконец-то припали к источнику и готовы скорее умереть, чем оторваться от него. Сердце Марины билось прямо в сердце Десмонда, их руки сталкивались, беспорядочно хватали, гладили друг друга, иногда они на миг прерывали поцелуй, чтобы глотнуть воздуху, шепнуть, задыхаясь:
– Десмонд!
– Марион! – и вновь предаться этому ошеломляющему поцелую. Бедра их вжимались друг в друга все сильнее, они то и дело испускали тихие, сдавленные стоны, и Марина едва не закричала от нетерпения, когда руки Десмонда начали поднимать ее платье.
О господи, она и не заметила, что лежит, а Десмонд склонился над ней, стоя меж ее раскинутых колен. Вот его рука скользнула в прорезь панталон. Марина выгнулась дугой, чувствуя, что более не в силах ждать.