— Моложе, — поторопилась с ответом Энн. — Всего на несколько лет, но у них самих разница в год, поэтому они вечно цапаются, как кошка с собакой. Что касается родителей… — она сделала глубокий вдох, стараясь сдержаться, — они совсем не похожи на меня… И мы не слишком близки.
— Понимаю. — На самом деле Ник решительно ничего не понял, но Энн не дала ему шанса продолжить расспросы. — У меня много друзей, я работаю секретаршей, а кроме того, думаю, что жаркое подгорает, — закончила она светским тоном.
Ему потребовалось лишь мгновение, чтобы осознать услышанное, после чего Ник стремительно повернулся к плите, успев спасти ужин до того, как он превратился в головешки. А Энн возблагодарила своего ангела-хранителя, который не оставил ее в критический момент.
Десять минут спустя они уже сидели за старинным дубовым столом и ужинали, хотя нервозность не позволила Энн уделить должное внимание жаркому. Через открытое окно струилась приятная прохлада, и, по мере того как ночь вступала в свои права, городок внизу расцвечивался огоньками.
За ужином Ник развлекал гостью беседой, однако за его показными спокойствием и расслабленностью Энн все время чувствовала снедавшее его любопытство. Было очевидно, что колесики ясного и живого ума крутятся, пытаясь дать хозяину отгадку на головоломку, которая его мучит. Пока он рассказывает забавные истории из своей практики, все идет гладко. Но это будет продолжаться до тех пор, повторяла себе Энн, пока он в свою очередь не спросит о чем-то ее. И ей придется открыть ему хотя бы частичку правды — иного выхода нет.
— Как насчет яблочного пирога со взбитыми сливками? — Он протянул руку, за грязной тарелкой, и это простое движение донесло до Энн еле уловимый запах лосьона после бритья, от которого голова ее закружилась.
— А можно просто чашечку кофе? — робко спросила она.
— Нет. — Глаза Ника сверкнули. — Вы совсем исхудали, нужно вас немного подкормить. Если вам не нравится пирог, могу предложить мороженое с шоколадной крошкой.
— Спасибо, но я, правда, ничего не хочу. — Замечание по поводу ее худобы заставило Энн покраснеть.
— Впрочем, это вас совсем не портит, — продолжал он, словно не замечая ее возражений. Лицо его стало задумчивым. — Но вам обязательно нужно набрать несколько лишних фунтов. Итак, что вы выбрали?
— Ник…
— Яблочный пирог? — Голос его был привычно тих и спокоен, но в нем слышалась такая сила и настойчивость, что Энн решила не продолжать спор.
— Ну, если вы так настаиваете.
— Да, настаиваю. Я уже говорил вам, что не приемлю ответов «нет» на все, что предлагаю, разве не так? — заметил Ник на редкость серьезным тоном. — А кроме того… — он выдержал паузу, — моя профессия помогает мне распознать, кто из пациентов чувствует себя плохо, хотя и не говорит этого. А вам было плохо, это ясно.
— Не скажу, что прежде я была толстой коровой, — ответила Энн язвительно. — Но не всех же девушек бог наградил такими… — она осеклась, увидев, как его бровь недоуменно поползла вверх, — формами…
Энн Милтон была красива по-своему, и редко кто из мужчин прошел бы мимо, не обратив на нее внимания, — только разве в жилах его текла вода, а не кровь, думал Ник. И все же ее мучил комплекс неполноценности, видимый невооруженным глазом. Но что же, черт побери, произошло в ее жизни такого, что превратило бедняжку в комок нервов? Ник чувствовал, как внутри него все сжимается от самых мрачных предположений, и лишь огромным усилием воли он сдержался.
Ему приходилось встречать много женщин, и сейчас у него не было сомнения в том, что внешняя агрессивность и резкость Энн не что иное, как средство защиты, скрывающие ранимость и неискушенность…
Когда он вернулся к столу с двумя тарелками, на которых лежали куски аппетитного пирога, Энн стояла у окна.
— Я просто смотрела на ночной городок, — быстро произнесла Энн, как будто оправдываясь. — Он ведь невелик, верно? Мне кажется, здесь все друг друга знают.
— А это так уж важно? — Вопрос был задан внешне спокойно и как бы ненамеренно, однако, если бы Энн, снова садясь за стол, бросила взгляд на собеседника, ее поразило бы горевшее в его глазах неподдельное любопытство.
— Нет. Просто к слову пришлось… А ваша жена была из этих мест? — Последняя фраза слетела с ее губ помимо воли, и теперь Энн проклинала себя за допущенную бестактность. — О, простите, я не должна была…
Он с видимым безразличием оборвал ее жалкие оправдания:
— А почему нет? Раз уж вы спросили… Элис приехала сюда из Лондона. Мы познакомились в ветеринарном колледже. — А вы? — последовал встречный вопрос. — Сколько разбитых сердец вы оставили в Манчестере?
— Я? — Энн покраснела до корней волос. — Нисколько.
— Ясно. — В его голосе прозвучали странные нотки, заставившие девушку бросить еще один испытующий взгляд на его красивое загорелое лицо, но в сгустившихся сумерках она мало что разглядела.
Ей не следует оставаться здесь.
Эта мысль снова и снова сверлила мозг, и с каждым разом все сильнее. Но Энн не могла просто так выкинуть из головы мужчину, синонимом которому служили слова «загадка», «тайна»…
Ночь Энн проспала спокойно, лишь однажды ее разбудил телефонный звонок, сопровождаемый голосами внизу и звуком захлопываемой двери. После чего опять наступила мертвая тишина. Часы на тумбочке рядом с кроватью показывали два часа. Должно быть, какой-то срочный вызов, подумала Энн, снова проваливаясь в глубокий сон.
Когда она опять открыла глаза, комната была наполнена солнечным светом, и, хотя часы показывали всего шесть, Энн и помыслить не могла о том, чтобы снова зарыться в подушку. Она чувствовала необыкновенную бодрость в теле, ясность в мыслях и желание действовать.
Энн накинула халат и проследовала в ванную. Открытые настежь двери комнат Ника и Морин свидетельствовали о том, что Энн одна в доме. Да, невелико удовольствие вставать в два часа ночи и отправляться куда-то по вызову, подумала она сочувственно… К тому же Ник слишком много работает, это видно по мешкам под глазами и морщинкам вокруг рта…
Энн резко оборвала свои мысли. Лично мне нет никакого дела, сколько он работает и как выглядит, мрачно внушала она себе. Никакого! Он предложил ей пожить у них, потому что в доме была свободная комната, а случайная знакомая отчаянно нуждалась в пристанище. У Ника — своя собственная жизнь, которой он, по-видимому, доволен. Что касается ее, Энн, — то она бесплотной тенью скользнет по его жизни и растает без следа…
Она спустилась в кухню, сварила себе кофе и вместе с чашкой, от которой шел ароматный дымок, прошла в гостиную, забралась с ногами в просторное и удобное кресло рядом с открытым окном. Потягивая горячий напиток, Энн наблюдала за просыпавшимся внизу городком. Молочник на велофургоне развозил по домам молоко, на улицах появились первые жители.
Где-то там и ее мать — дышит, говорит, смеется — одним словом, живет, даже не подозревая о том, что совсем рядом с ней — ее плоть и кровь. Какова будет реакция этой женщины, когда она внезапно увидит перед собой взрослую дочь? Гнев? Раздражение? Смущение? Стыд?