Он резко отвернулся и подошел к окну эркера. Было заметно, как тяжело он дышит. Некоторое время простояв неподвижно, он опустил голову и медленно, через силу заговорил:
— Прости меня, Тина, я действительно обещал это. Но пойми и ты: как бы я ни хотел этого, я не смогу быть сейчас с тобой.
Эти извинения не смягчили Тину. Да и какое оправдание можно найти столь возмутительному поведению! Ее буквально трясло от гнева и злости. Все ее намерения сохранять выдержку полетели к черту. Она с трудом выпрямилась, превозмогая усиливающиеся боли в пояснице. Ее голос дрожал и срывался, когда она обратилась к Дьюку:
— Скажи мне правду, умоляю тебя! Почему ты не можешь быть сейчас со мной?
Он не отвечал.
— Дьюк, бога ради! Мы ведь теперь одна семья. И нам нельзя больше расставаться. Пускай мы и не женаты, но все равно мы семья и везде должны быть вместе.
— Тина, надеюсь, что не задержусь там надолго, — с трудом произнес он.
— Этого недостаточно, Дьюк.
— Я предупреждал тебя, что рано или поздно это произойдет. — Его голос казался безгранично усталым.
Ослепленная яростью и страхом потерять его, Тина вновь кинулась в бой.
— Дьюк, если ты, черт побери, не назовешь ни одной причины, по которой я не могу ехать с тобой, то можешь тогда вообще не возвращаться! Я уеду отсюда и заберу ребенка, и ты его не увидишь!
Он резко повернулся к ней.
— У тебя хватит совести так обойтись со мной? Ты хочешь отнять у меня моего ребенка?
Тина побагровела от нестерпимого стыда, однако гордость не позволяла ей отступить, и она продолжала обиженным тоном:
— Ты бросаешь меня тогда, когда нужен больше всего, Дьюк!
Его лицо мучительно скривилось.
— Ради твоего блага я целых восемь лет боролся с собой, со своими желаниями. Неужели ты не можешь подождать меня каких-то пару месяцев?
— Почему? Просто объясни мне почему! — кричала Тина, не желая слушать никаких уговоров.
— Бога ради, Тина! Замолчи!
— Нет уж, — злобно огрызнулась она. — Не замолчу! Не желаю больше сидеть в одиночестве. Ни восемь лет, ни восемь месяцев, ни восемь недель, ни даже восемь дней! Не желаю расставаться без причины! И не надейся, что я соглашусь!
Он заметался по комнате, потом вдруг остановился и с мукой во взоре посмотрел на нее.
— Я всегда шел тебе навстречу, Тина, заботился о тебе. Чего тебе не хватает? Я остаюсь с тобой, у нас будет ребенок.
— Ты сам хотел меня, Дьюк, — продолжала она спорить. — И ребенка ты тоже хотел.
— Да, хотел, идиот я несчастный! — завопил он.
— Почему ты так говоришь?
— Неужели не понимаешь?
— Нет, не понимаю!
— Ну так ты должна понять это. Должна понять! — твердил он, прожигая ее ненавидящим взглядом. — Как ты считаешь, почему я оставил тебя девять лет назад?
— Я так этого и не поняла.
— Я слишком сильно тебя хотел. Ты сумела возродить меня к жизни, дала мне радость, разогнала мои мрачные мысли. Ты заставила меня снова поверить, что я хоть на что-то гожусь! Я не должен был вообще с тобой встречаться! Но я не смог устоять, не смог… Ты нравилась мне все больше и больше. Если бы все это было чем-то легким, необременительным… но ты была серьезной, строила планы на будущее… А я не мог тебе этого дать, слышишь, Тина? Не мог! Ты наконец поняла?!
Она покачала головой. То, что он лихорадочно и сбивчиво бормотал, никак не объясняло его странного поведения.
— Ты просто не хочешь понять, ведь так? — язвил он. — Тебе гораздо удобнее существовать в своем уютном воздушном мирке грез. Он ведь такой хорошенький и ясный! Но надо смотреть в лицо правде, Тина, жить в настоящем мире, а не в мечтах.
— О какой правде ты толкуешь, Дьюк?
— Ты говорила, что после моего ухода стала жить только карьерой, но это неправда. Иначе бы ты согласилась на мое первоначальное предложение. Но ты захотела другого, стала строить планы совместного будущего…
Он стоял перед ней, тяжело дыша. Его рука яростно рубила воздух прямо у лица Тины, в то время как он продолжал обвинять ее:
— Быть со мной, работать со мной… Вот о чем ты просила. Но ведь для тебя этого было мало, правда? Поэтому ты решила завести ребенка. Моего ребенка. А теперь ты шантажируешь меня, заставляя остаться с тобой тогда, когда я этого не могу сделать!
Тина сжалась, словно от удара.
— Это не шантаж. Ты сказал, что любишь нашего ребенка. Значит, ты мне лгал? Иначе почему ты не хочешь быть здесь, когда он родится?
— Значит, все, что я сделал для него, уже ничего не значит? — набросился на нее Дьюк. — Я из кожи вон лез, чтобы наш ребенок не знал горя и нужды, всегда был обеспечен… И ты тоже вместе с ним! Мы не женаты, Тина, и что бы ты ни говорила о том, что мы одна семья, я никогда не лгал тебе, не обещал жениться. Зачем бы тогда нужна была вся эта суета с фондом и домом, купленным на твое имя?
— Я не просила тебя жениться, — отбивалась она. — Я просто хотела быть с тобой, но ты, видно, этого не желаешь, раз не объяснил, почему вдруг тебе так срочно понадобилось уехать.
— А ты и не хочешь этого знать! Если бы действительно хотела знать, то могла бы кое о чем догадаться сама!
— Ах, простите меня, круглую дуру! — выпалила она, но тут же, перепугавшись, что перегнула палку, взмолилась: — Дьюк, я действительно ничего не понимаю, скажи же мне!
Он остановился. Никогда еще Тина не видела на его лице такого выражения, затравленности.
— Ну что же, будь что будет, — с трудом выдавил он.
На мгновение Тина смутилась и уже хотела было пойти на попятный. Но потом собралась и приказала себе успокоиться. Неведение уже стоило ей многих страданий, нужно узнать всю правду, какой бы тяжелой она ни была.
— Я женат, Тина. Я женился совсем молодым, за много лет до нашей с тобой встречи. Мы живем порознь уже одиннадцать лет, но по закону она считается моей женой, а я — ее мужем.
У Тины закружилась голова, перед глазами поплыли цветные круги. Дьюк женат… женился одиннадцать лет назад… сколько же ему тогда было лет? Ах да, всего двадцать два — двадцать три… Нет, это расстался с ней он одиннадцать лет назад… Почему же они расстались? Кто его жена? Так это к ней он ездил в Америку? Значит, он надеется, что жена снова примет его, согласится начать все сначала… А она, Тина, только временная замена, отдушина для удовлетворения его желаний.
Тина прикрыла глаза и сосчитала до десяти, пытаясь успокоиться, разобраться в путанице мыслей.
— Ты должен был сказать мне об этом еще тогда, девять лет назад, — еле пролепетала она.
Он прикрыл глаза рукой, словно хотел отгородиться от происходящего.