— Елена, твое маленькое убежище на берегу. Что с ним теперь будет?
Анджело, беседовавший с князем, повернул голову и, вопросительно подняв брови, смотрел на нее:
— Убежище для молодой жены? Звучит немного опасно, моя дорогая. И ненужно. Что это за место, где?
Элли отважно встретила его взгляд.
— Моя бабушка оставила мне маленький коттедж на побережье в местечке Порто-Веккио, — холодно ответила она. — Это маленькая рыбацкая деревня, совсем не модная, поэтому вряд ли ты о ней слышал.
— Но теперь я услышал о ней, а также о том, что у тебя есть дом, о котором я не знал. Это повлечет за собой определенные траты. Предполагаю, ты хотела бы его продать?
— Наоборот, — ответила Элли. — Я не собираюсь разлучаться с домом! Хотя могла бы сдавать его на лето…
Анджело учтиво наклонил голову:
— Думаю, мы обязательно должны это обсудить.
Элли позволила себе легкое удивление в голосе:
— Но о чем можно говорить, если мое решение уже принято?
«Кроме того, — мысленно добавила она, — время римских диктаторов прошло с Юлием Цезарем, или ты не слышал?»
В любом случае она не откажется от домика, независимо от пожеланий ее мужа. Это ее особенное место, и оно важно для Элли. Дом хранит очень много воспоминаний, от которых она не избавится по указке графа.
Бабушка Виктория оставила деньги на необходимые траты и местные налоги, но этой суммы не хватит надолго. Элли не собиралась просить у графа ни цента на содержание «Каза Бьянка», поэтому возвращение к работе становилось еще более необходимым.
Лежа ночью без сна, она пришла к мысли, которая сможет разрешить проблему, пусть выполнение ее задумки и не обрадует Анджело.
В Востранто была комната, не очень большая, но хорошо освещенная, а главное, неиспользуемая. У окна в ней стоял небольшой столик. Элли сказали, что за ним мать графа Анджело писала письма и просматривала отчеты по хозяйству.
Но если там установить ее ноутбук, она сможет получать работу из издательства по электронной почте и отправлять уже готовые переводы. Таким образом, ей не придется ездить в город, и, если она будет использовать свою девичью фамилию в профессиональных целях, никто не узнает, что графиня Манзини работает.
Они ехали в его машине. Анджело сам сидел за рулем, Элли занимала пассажирское сиденье рядом с ним. Искоса поглядывая на Анджело, она заметила — загорелое лицо с идеальной формы ртом было странно суровым.
— Что-то не так? — вдруг спросил Анджело, так что она вздрогнула.
— Нет. Почему ты спрашиваешь?
— Ты выглядишь немного беспокойной.
— Прошедшие события, — начала она, — вряд ли можно назвать успокаивающими.
— Не знаю, как заверить тебя…
— Что я тебя не интересую? — Элли вскинула голову. — Поверь, об этом я меньше всего переживаю.
— Тогда что тебя тревожит?
— Есть кое-что. Я решила продолжать работать, но дома, в твоем доме, в Востранто.
— Как же ты собираешься это делать? — Его голос не очень ее подбадривал.
— По почте. В доме есть комната, которую твоя мать раньше использовала в качестве кабинета. — Элли замолчала. — Это не будет тебе мешать. Я буду работать столько, сколько мне необходимо. Ты должен понимать — мне важна моя карьера, важно мое будущее.
— Опасаешься, что я не смогу тебя обеспечить? — бросил он ей в лицо.
— Я ценю свою независимость. Которая будет длиться гораздо дольше, чем этот брак…
Анджело выругался:
— И ты решила не советоваться со мной, прежде чем отдать распоряжения?
— Я думала об этом. Но слишком хорошо знала, как ты отреагируешь. А если ты сейчас отменишь мои распоряжения, твои слуги узнают о том, что мои желания тебе не важны. Это не даст мне завоевать их уважение и эффективно управлять Востранто, как тебе бы хотелось.
— Я недооценил тебя, Елена. В таком случае я не буду отменять твои приказы. Но помни — я по-прежнему хозяин Востранто.
— Дома — да, — ее сердце бешено колотилось, — но вы не мой хозяин, граф Манзини, и никогда им не будете!
Он внезапно выкрутил руль, и Элли закричала, когда машина выехала на обочину, остановившись на самом краю обрыва.
— Кажется, тебе нравится бросать мне вызов, моя дорогая? — Его слова словно хлестали ее. — Ты слишком часто это делаешь.
Он грубо схватил ее и прижал к себе. От его поцелуя, беспощадного и чувственного, ее губы опухли и горели.
— Теперь ты знаешь, Елена, что значит, когда я злюсь. Очень советую тебе больше не рисковать. Тебе понятно?
— Понятно… — изменившимся голосом ответила она.
Всю оставшуюся дорогу оба не проронили ни слова.
Элли, обняв себя, будто защищаясь, стояла посреди комнаты, которую ей нужно было научиться называть своей. Но именно спальня была единственным местом в этом доме, где Элли чувствовала себя чужой, незаконно вторгшейся.
Огромная с балдахином кровать явно должна служить брачным ложем, и Элли задумалась, сколько жен Манзини в прошлом лежали здесь, чтобы исполнить супружеский долг?
Ее пальцы коснулись губ, все еще чувствительных и немного опухших после поцелуя… Конечно, глупо было провоцировать Анджело, и Элли это понимала, но его властное поведение вывело бы из равновесия и святого.
Ей принесли кофе и вкусное лимонное печенье в гостиную, после чего Анджело с прохладной вежливостью извинился и ушел в кабинет читать письма.
Ассунта, в свою очередь, быстро увела Элли в ее комнату. Все вещи были распакованы и разложены по местам в гардеробной Донатой — как объяснили Элли, ее горничной, которая вернется чуть позже, чтобы помочь принять ванну и одеться к ужину.
— Но я не хочу горничную! — возразила Элли. — Я не знаю, что с ней делать.
— Зато она знает, — твердо ответила Ассунта. — Для жены графа Манзини это необходимо. — Она помолчала. — А теперь, графиня, вы должны отдохнуть перед ужином. — Уходя, Ассунта подмигнула, давая понять: после ужина ей нужно быть свежей и отдохнувшей.
Анджело смотрел на экран монитора, и на его лице читалось удовлетворение, смешанное с облегчением. Сделка с «Европейским кредитным банком» протекала без заминок и проволочек, которых он немного опасался.
«Крокодил оказался человеком слова, — подумал Анджело, — а я, помоги мне Господи, теперь женат».
Он отодвинул стул и встал. Ему нужно будет вернуться в Рим, чтобы подписать некоторые бумаги.
«Жена вряд ли будет сожалеть о моем отсутствии, — холодно подумал он. — Она будет даже рада отъезду.