— Ее можно понять. — Непроизвольная улыбка тронула губы Эмили.
— Но у тебя-то, верно, цветы расставлены повсюду, хоть от них и образуется беспорядок, по мнению моей чистюли-домработницы?
Эмили, обескураженная проницательностью Тони, встретилась взглядом с его смеющимися глазами. Выращивать цветы и впрямь было для нее наслаждением, а зимой она без колебаний разорялась на самые дорогие букеты, пленяясь изысканным ароматом или красотой соцветий, и хранила цветы до тех пор, пока не увянет и не опадет последний лепесток.
— Нам будет удобнее всего в гостиной, — сказал Тони, нарушив затянувшееся молчание, и через длинный коридор, устланный пушистым светло-коричневым ковром с длинным ворсом, проводил гостью в комнату.
Как и в холле, здесь абсолютно не к чему было придраться, если судить по степени чистоты и качеству меблировки. Несмотря на солидные размеры гостиной — примерно пятнадцать футов в длину и десять в ширину — обстановка, выдержанная в спокойных бежево-коричневых тонах, производила вполне благоприятное впечатление уюта и комфорта. Плюшевые кресла и пуф, журнальный столик, стеллажи, заставленные книгами и заморскими безделушками, телевизор, проигрыватель. Огромное окно во всю стену пропускало много света. Одна только вещь не вписывалась в общий интерьер — двухместный диванчик напротив камина, обитый золотистым велюром.
— Он принадлежал моей бабушке, — пояснил Тони, заметив, что Эмили с любопытством изучает необычную форму дивана и выделку ткани. — Дизайнер уговаривала меня не нарушать композицию, но я не позволил устранить столь ценную реликвию.
— Он выглядит замечательно и, наверное, очень удобный, — одобрительно сказала Эмили.
Для чего эта прелюдия, эти пространные объяснения? Почему бы не сказать все как есть напрямик, откровенно, не увиливая и не смягчая удара? Голос Тони — даже не верится — звучит ласково, почти виновато…
— Да, очень, — подтвердил он. — Попробуй, присядь.
Эмили не успела опомниться, как уже погрузилась в пуховые подушки сиденья.
Тони рассмеялся:
— Ты как маленькая девочка, которая пришла на чай к бабушке с дедушкой, чинно сидит и выжидает, когда же ее похвалят за примерное поведение.
Эмили покраснела от смущения, потому что вдруг почувствовала себя именно глупенькой, маленькой девочкой: ее хрупкая фигурка совсем затерялась среди мягких подушек и ноги не доставали до пола.
— Так не годится, тебе же неудобно. Снимай туфли и забирайся на диван с ногами, — посоветовал Тони.
— О нет… Я боюсь испортить обивку…
— Это не музейный экспонат, Эми. Вещи служат людям, а не наоборот. Устраивайся поудобнее, нам предстоит долгий разговор. Хочешь, приготовлю тебе ужин? Ты ничего не ела у Ховардов.
Она отрицательно покачала головой. На самом деле после легкого завтрака, состоявшего из чашки кофе и тостов с джемом, у нее во рту маковой росинки не было, но, как ни странно, Эмили не мучил голод.
— Позволь хотя бы предложить тебе чай… Или кофе?
Она снова отрицательно помотала головой, с досадой подумав: с ума сойти — какой такт, какая деликатность! Нервы у нее звенят, как рождественские колокольчики, а Тони своим настойчивым гостеприимством лишь продлевает пытку.
— Тогда я угощу тебя кое-чем повкуснее, — загадочно улыбнулся он и исчез.
Через пару минут он вернулся в гостиную, а тем временем Эмили почувствовала себя раскованнее, отважилась наконец скинуть туфли и уселась на диване, согнув ноги в коленях. Признаться, Тони был прав — так гораздо удобнее, и пропало неприятное ощущение невесомости.
Тони присел рядом, поставил на журнальный столик поднос с двумя бокалами и бутылкой муската. Когда один из них, наполненный до середины, был предложен Эмили, она отчаянно запротестовала.
— Пей, не бойся. Это вино несколько лет хранилось в подвале, я приберег его для особого случая.
Вино из подвала Богартов ей уже приходилось пробовать. Не вспомнил ли Тони ее рассказ о том, как «друзья» подмешали ей в бокал наркотик? Она и вправду испугана на всю жизнь и никогда не пьет даже пива. Но еще хуже предстать перед этим человеком жалкой трусихой.
Нехотя Эмили приняла бокал, покрутила на свету, разглядывая густую, медового цвета жидкость, вдохнула насыщенный аромат изысканного букета и сделала крохотный глоточек.
Это всего лишь вино, убеждала себя Эмили, и всего лишь один бокал. Тони неотрывно смотрел на нее, и она осмелилась отпить из бокала еще и еще раз.
Итак, подготовительный этап завершен. Очевидно, сейчас он предпримет первый штурм.
— Эмили, той ночью, когда вы с Гарри…
— Сделай милость, думай что пожелаешь, плевать я хотела на твои угрозы! И не пытайся меня запугать, не выйдет. Все, что я сказала — правда от первого до последнего слова, и я от нее не отступлюсь!
— Не сомневаюсь… — произнес он спокойно.
Ожесточение схлынуло, Эмили от души глотнула живительной влаги, и теплая волна отогрела ее онемевшие пальцы, расслабила мышцы, натянутые как тетива.
— Ты… ты мне веришь? — неожиданно для себя задала она вопрос.
— Да.
Под пристальным, выжидательным взглядом Тони Эмили расхрабрилась и залпом опустошила бокал.
— Сейчас веришь, а тогда и слушать не стал…
Самые разные чувства боролись в Тони, отражаясь на его лице, и под конец оно выразило жалость и покаяние.
— Нет, не стал бы, — повторила Эмили, отрицая то, что прочла в его глазах.
— Послушай…
— Ты смотрел на меня с такой… ненавистью, так презрительно…
Не сводя с нее глаз, он тоже в один присест допил вино, поставил бокал на столик.
— К тебе это не имело отношения, — хмуро ответил Тони. — Просто я был уверен, что ты вообразила себя влюбленной в Гарри. Я думал, ты отдалась ему по доброй воле.
Эмили передернуло от кошмарного воспоминания.
— Я и тогда его терпеть не могла. Он все время потешался надо мной и дразнил, потому что я не… — Краска залила ее щеки, и она отвернулась к камину.
— Потому что у тебя не было мужчины, — подытожил Тони.
Она не вымолвила ни звука, только протянула ему пустой бокал, и Тони, исполняя молчаливую просьбу, налил еще вина.
Когда он привез ее к себе домой, Эмили никак не предполагала, что у них выйдет такой личный, задушевный разговор и Тони безоговорочно поверит всему, что она скажет.
Происходит что-то непонятное, кажется, будто все недоразумения между ними каким-то чудом улажены. У Эмили появилось чувство, что ее сердце спустя много лет вызволили из железных тисков.
— Мне было очень стыдно и страшно… И я считала, что сама виновата…
— Страшно… Вполне естественная реакция, но виноват во всем Гарри. — В его тоне звучало искреннее сострадание. — А стыдиться надобно мне.