Жак только рассмеялся. Талия нахмурилась:
– И что же вас так развеселило?
В глазах Жака мелькнула грусть.
– Всю жизнь я посвятил борьбе за свободу и права французского народа. Ради благой цели даже вернулся в Англию и ввёл в заблуждение людей, которые мне доверяли. Однако я пошёл на совершенно неоправданный риск, привезя вас сюда, хотя следовало бы избавиться от свидетельницы.
– Вы не смогли бы убить ни в чём не повинного человека, – возразила Талия.
– Мне приходилось совершать поступки и похуже, та petite. – Жак печально улыбнулся. – Но когда вы смотрите на меня своими прекрасными, доверчивыми глазами, хочется стать тем, кем вы меня видите.
– Жак…
– Однако всё, что вы сделали со мной, меркнет в сравнении с тем, какую сокрушительную победу вы одержали над вашим злосчастным мужем, – продолжил Жак.
– Шутка слишком затянулась.
Жак только прищёлкнул языком.
– Наверняка вам известно, что до женитьбы граф Эшкомбский был печально известен своим высокомерием и чрезмерной гордостью. Этот человек глядел свысока на всех, кроме пары избранных друзей.
– Граф привык держаться в стороне, – нехотя признала Талия.
– Да он был попросту бесчувственной свиньёй, – сухо бросил Жак. – Однако всего за несколько недель вы превратили его в пламенного ревнивца, готового пойти за вами на край света.
– Но… – Талия сделала глубокий вдох. – Вы сами не понимаете, что говорите.
– Бедняга сейчас сходит с ума в подвале. – Жак победоносно улыбнулся. Мысль о страданиях Габриэла явно доставляла ему злорадное удовольствие. – Какие доказательства вам ещё нужны?
На долю секунды Талия поверила, что для Габриэла она и вправду нечто большее, чем обуза, и спасал он её не только ради семейной чести. Однако мысль была настолько смехотворна, что Талия быстро опомнилась.
Сейчас не до разговоров о глупостях.
– Всё, чего я хочу, – вернуться с мужем в Англию. – Талия отстранилась от Жака, рука которого до сих пор касалась её щеки. – Какая сумма вам требуется?
Жак скрестил руки на груди, мрачно глядя на неё.
– Да, я готов обменять графа Эшкомбского на солидное пожертвование в пользу моих сирот. Однако заметьте, о вашем возвращении в Англию я не упомянул ни слова.
Внутри у Талии всё похолодело.
– Вы же обещали отпустить меня после битвы с Веллингтоном.
– Искренне сожалею, но не могу.
– Жак!
– У вас был трудный день, та petite, – тихо произнёс Жак и, чуть коснувшись губами её губ, зашагал к двери. – Ложитесь спать, утром поговорим.
Талия могла только стоять и смотреть, как он выходит из комнаты и запирает за собой дверь.
Должно быть, Жак просто хочет её позлить.
Флирт и знаки внимания – одно дело, но не может быть, чтобы он хотел оставить её во Франции. Хотя кто знает?..
Кусая нижнюю губу, Талия возобновила хождение из угла в угол, пытаясь решить, как поступить в непростой ситуации.
В результате Талия пришла к выводу, что все беды навлекла на себя сама. Вместо того чтобы сидеть сложа руки и ждать, пока обрушится новое несчастье, не лучше ли наконец взять собственную судьбу в свои руки?
София Ренар шествовала по сонному замку с гордым изяществом, которое когда-то сделало её примой парижской сцены.
Впрочем, некоторые утверждали, что любимицей публики её сделало изысканное сочетание белой, будто слоновая кость, кожи и рыжевато-медных кудрей. Или выразительные глаза, настолько тёмные, что они казались почти чёрными. Или высокая стройная фигура. София Ренар одинаково хорошо смотрелась и в невзрачных лохмотьях, и – как, например, сейчас – в сапфирово-синем вечернем платье, чёрные ленты на котором так и хотелось распустить.
Однако сама София точно знала, благодаря чему достигла высот славы. Именно актёрский талант помог ей вырваться из убогой лачуги рядом с рынком и кладбищем Невинных, где ютились они с матерью, и перебраться на знаменитые своими роскошными особняками Шоссе д’Антен и Фобур Сен-Жермен.
На сцене Софии было подвластно всё – и юмор Мольера, и трагедии Расина. А вне сцены… вне сцены её дар сиял ещё ярче.
Искусству Софии могли бы позавидовать многие куртизанки. Она обладала поразительной способностью вскружить голову любому мужчине.
София умела быть и ангелочком, и бесёнком. Скромной и дерзкой. Милой и вульгарной. Могла поддержать разговор с утончённым интеллектуалом и ругаться, как пьяный матрос. А главное – в объятиях Софии каждый мужчина чувствовал себя единственным и неповторимым.
Редкое дарование не дало пропасть даже в бурные годы революции, когда любовников-аристократов казнили одного за другим. Даже сам великий Наполеон не смог устоять и удостаивал Софию своим вниманием целых несколько месяцев.
Нет, уж кто-кто, а она никогда не пропадёт.
К сожалению, иногда София совершала ошибки.
Пять лет назад, в Париже, судьба свела её с мужчиной по имени Жак Жерар, и в первый раз за свою тридцатилетнюю жизнь София влюбилась без памяти.
Причина была даже не в его привлекательной внешности, хотя таких красавцев, несмотря на богатый опыт, София раньше не встречала. Рядом с ним она чувствовала себя так, словно вернулась в дни далёкой юности, когда ещё верила, что непременно встретит своего принца.
Больше всего Софию привлекал его живой ум и страстный пыл, с которым Жак Жерар боролся за то, во что верил.
Он словно бы заражал окружающих своим энтузиазмом.
Выстраивал ли Жак военные стратегии, вёл ли её в спальню – всё он делал с одинаковой самоотдачей, пробуждавшей пламя не только в сердце, но и в самой душе Софии.
Через пару дней она была совершенно без ума от этого удивительного мужчины и с тех пор хранила верность ему одному, несмотря на долгие расставания – Жак часто уезжал в Англию на несколько месяцев, а то и на несколько лет.
София была не настолько глупа, чтобы думать, будто Жак тоже ей не изменяет. В конце концов, он ведь мужчина. Такова их природа – требуют от женщин верности, сами же готовы лезть под юбку первой встречной.
И всё же до сих пор Жак никем всерьёз не увлекался.
А теперь…
Разгладив тревожные морщинки и изобразив на лице радостное предвкушение, София вошла в личные покои Жака. Он стоял, навалившись на подоконник, изящные пальцы сжимали полупустой бокал бренди. При виде любимого сердце Софии забилось быстрее.
Одетый в элегантный парчовый халат, Жак смотрелся очень естественно в этой богатой обстановке, среди позолоты и слоновой кости. София предполагала, что на самом деле в жилах его течёт благородная кровь, сколько бы Жак ни утверждал обратное. На крестьянина он не похож вовсе. Скорее на аристократа.