А может быть, его и сейчас там нет, на этом балу? Может быть, Луиза зря стоит здесь и мерзнет до того, что у нее уже зуб на зуб не попадает?..
* * *
В тот вечер Лидии как-то вдруг перестало везти, а ведь она уже поверила, что удача – ее верная подруга и союзница. Вообще ни на что, кроме удачи (ну и еще кроме столь же прихотливого и капризного, как она, случая), надеяться при игре в банк не приходилось.
Об этой игре она слышала еще в России. Там ее называли также штосс или фараон. Эти названия казались Лидии несерьезными, дурацкими. То ли дело – банк!
Ей казалось, что в штосс или фараон можно выиграть или проиграть какую-нибудь ерунду. А вот в банк… если сорвать банк… Сорвать банк, чтобы не ходить в банк, будто попрошайке! Конечно, она могла бы попросить денег у родителей, но пока еще письмо придет в Россию, пока они откликнутся… И никаких гарантий, что выполнят просьбу дочери. Оба они были в полном восторге от брака Лидии с Дмитрием Нессельроде. И очень разъярятся, если узнают, что дочь не просто так поправляет расстроенные нервы в Париже, а просит денег на независимую жизнь.
Нет, нужно надеяться только на себя – и на подругу-удачу!
Собственно, правила игры были очень просты. Крупье держал банк, а все прочие поочередно понтировали, то есть заявляли, на какую сумму из тех денег, что были в банке, они играют. Лидия никогда не шла ва-банк, то есть не ставила на всю сумму, которую держал крупье. Как правило, она скромненько играла мирандолем, то есть не увеличивая первоначальной ставки. Хотя иногда велико было искушение загнуть угол-другой-третий на карте, что означало – первоначальная ставка увеличивается вдвое, втрое, вчетверо. Особенно будоражило Лидию это желание, когда звучали манящие словечки «кеньзельва», «сентильва», «трентильва» – так какой-то ловец удачи увеличивал ставки в пятнадцать, двадцать один или тридцать раз.
Но у синьора Монти выиграть было трудно, не зря о нем шла молва как о самом неумолимом крупье Парижа! Некоторые посетители зала второго этажа у Фраскати пошучивали, дескать у него в ходу «порошковые», крапленые карты. На них стоят только ему известные отметки, заметив которые, он карты передергивает, то есть задерживает выигрышную, предъявляя проигрышную. Но все эти разговоры велись исключительно между собой, причем с самыми шутливыми интонациями, потому что синьор Монти не потерпел бы намеков на свою нечестность даже в самом шутливом тоне. Мало того, что вход такому «шутнику» в заведение Фраскати был бы закрыт – слух о нем пошел бы по всем игорным домам Парижа, потому что цеховая солидарность крупье – это нечто вроде родственной связи, причем все эти «родственники» друг за друга стеной стоят!
Сама Лидия таким разговорам не слишком верила, но в тот вечер готова была поверить. Она ставила карту за картой, и каждая была убита. Верная своей привычке играть мирандолем, она проигрывала невеликие суммы. А ридикюль ее был набит деньгами – именно сегодня Лидия получила «очередную подачку» от Нессельроде.
Ах, как ей это надоело, надоело…
Вот если бы взять и сыграть по-крупному. Выиграть не деньги – выиграть свободу! Загнуть все углы…
Лидия вздохнула. При всей своей любви «выкидывать коленца», как называл ее шалости отец, она боялась рисковать всерьез. Но карта шла за картой, и постепенно Лидия стала забывать об осторожности.
И еще ее подзуживало то, что она все время чувствовала на себя чей-то взгляд. Взгляд мужчины! Это ее поразило. Ведь сколько раз она приходила сюда, в эту жаркую от света множества ламп залу, – столько раз и изумлялась, что на нее, на ее красоту и элегантность, никто не обращает внимания. Здесь словно бы не было мужчин и женщин: здесь властвовали короли, дамы, валеты, тузы, и даже самая ничтожная двойка треф была для посетителей куда более интересна и значительна, чем самая красивая, соблазнительная, элегантная женщина на свете. Даже потрясающая внешность Белой Сирены – Марии Калергис – не привлекала к себе внимания! Вообще смотрели не на лица – только на руки: какую карту выбрасывают эти руки, сколько банковских билетов или монет к себе подгребают…
Женщины – те немногие, которые сюда заглядывали, тоже были заняты только игрой. Лидия сама видела, как одна из них как-то раз долго чесала голову, отчего ее шиньон нелепо сбился набок, а она этого даже не заметила, другая в пылу игры однажды высморкалась в подол платья, высоко задрав его, а уж утирать пот рукавом – это было и вовсе в порядке вещей, люди тут, за зеленым сукном, разум теряли, не то что о манерах забывали!
Лидия, конечно, до такой степени не теряла рассудок, но однажды она обнаружила свою шляпку не на голове, а под стулом… И ведь даже представить не могла, когда именно ее стащила и бросила на пол. Вот что карты делают с людьми, просто ужас!
И вот она ощутила этот взгляд…
Вскинула глаза. Почти напротив, с другой стороны стола, опираясь на край изящными руками, пальцы которых были унизаны перстнями необыкновенной красоты и, как показалось Лидии, очень большой ценности, стоял невысокий стройный мужчина и пристально, чуть исподлобья, смотрел на Лидию. Его лицо показалось чем-то знакомым… Наверное, она уже видела его здесь, в игорном доме, да внимания на него раньше не обращала. Ну и зря, поскольку мужчина очень привлекателен, если не сказать большего! У него были волнистые черные волосы, сильно поседевшие на висках, хотя вряд ли ему могло быть больше тридцати. Смугловатое лицо, обрамленное изящной бородкой, в которой тоже мелькала седина, было каким-то тревожно красивым, и особенно прекрасны были его большие черные глаза с этим их странным выражением. Про такое выражение обычно говорят, мол, человек смотрит – и глазам своим не верит!
Почему?
Лидия на миг испугалась. А вдруг он ее откуда-то знает – и не верит своим глазам. Да и чему не верить-то? Тому, что увидел ее здесь? Кто же, кто же он? Какой-то знакомый Александра Дюма или, боже сохрани, Нессельроде?! Ну, Александр и сам любит метнуть талью-другую, хоть на это у него редко находится время, а вот чванливому семейству Нессельроде вряд ли пришлось бы по вкусу, что жена Дмитрия проводит время в игорном доме!
Как бы свекор да муж не начали чинить препоны в получении денег!
Лидия в смятении опустила глаза, потом снова взглянула на незнакомца – с откровенным страхом. Он все смотрел и смотрел на нее, и вдруг Лидия сообразила, что в выражении его глаз и лица нет ни тени осуждения или возмущения – напротив, этот господин смотрит с восхищением, и с каждым мгновением это восхищение ставится все более откровенным.
Лидия потупилась. Ну, это неприлично – так таращиться на незнакомую даму! Что это с ним такое – любовь с первого взгляда?
Нет, под этим самым взглядом она просто не может собраться с мыслями, а уж пора делать ставку!
Словно угадав, о чем она думает, мужчина отвел взгляд и выбросил на стол карту, загнутую с двух углов. И Лидия, словно ее бес под руку толкнул, взяла да и сделала то же самое!
В ту же минуту она пожалела, что отважилась рискнуть, но было поздно, крупье начал сдавать… и Лидия с изумлением увидела, что вышла ее карта! Она выиграла, выиграла в два раза против того, что поставила!