— Так почему же вы не подошли ко мне с поздравлениями? Вчера вы спасли мне жизнь, а сегодня она стала так безразлична вам, что вы даже не раскрыли рта, чтобы пожелать мне ее продолжения.
— Вы сами только что сказали «все гости», я же не принадлежу к числу гостей и не имела права наравне с ними поздравлять вас.
— Вы же были приглашены!
— Только для того, чтобы развлечь гостей.
— Этот ваш взгляд и был причиной того, что вы не хотели идти со мной?
— Да, мой отказ не имел никакого отношения к кавалеру, так как я вовсе не знала его имени.
— Пожалуйста, не сочиняйте! Вы, оглядев зал, могли убедиться, что все кавалеры, исключая меня, уже соединились со своими дамами. Вы знали также, что моя сестра не брала билетика, потому что заранее выбрала себе Гольфельда, с которым ей удобнее всего идти. Сознайтесь, что это так.
— Я ничего не видела и не знала, так как была слишком взволнована, когда вошла в зал, чтобы вернуть билетик. Вчера мне вполне определенно назначили время, когда я должна уйти домой. Я даже не имела понятия о том, что после концерта предполагается торжество. Я просто по рассеянности взяла эту бумажку и никогда себе этого не прощу!
Фон Вальде вдруг остановился.
— Посмотрите на меня!
Она подняла глаза и, хотя чувствовала, что яркая краска залила все ее лицо, смело выдержала его взгляд.
— Нет-нет, — тихо проговорил он, — тут не может быть лжи. — И вдруг добавил совершенно иным тоном: — Разве я невольно не слышал собственными ушами вашего изречения, что нужно больше мужества, чтобы открыто солгать, чем сознаться в своей ошибке?
— Это мое убеждение, и я не отказываюсь от него.
— Если человек слишком правдив для того, чтобы запятнать свои уста ложью, то, я думаю, он не должен допускать, чтобы лгали его глаза. Между тем я помню момент, когда так и было.
Девушка сняла руку с его руки.
— Ну нет, так скоро вы от меня не отделаетесь! — воскликнул фон Вальде, удерживая ее. — Вы должны мне ответить! Вы приняли равнодушный вид, когда я на днях выбросил розу, так романтично преподнесенную вам моим кузеном.
— Что же, мне надо было бежать за ней?
— Конечно, если бы вы были искренни.
Елизавета теперь поняла, зачем он выбрал эту уединенную тропинку, — ему надо было знать, что она думает о Гольфельде. Он, очевидно, беспокоится, что ухаживания его кузена принимаются благосклонно и она, чего доброго, вообразит, что Гольфельд хоть ненадолго может забыть о ее происхождении.
Елизавета быстро высвободила руку и, сделав шаг в сторону, промолвила:
— Я должна согласиться с вами, что мой равнодушный вид в тот момент не соответствовал состоянию моей души.
— Вот видите! — В этом возгласе фон Вальде было очень мало торжества.
— Я была возмущена.
— Мною?
— Прежде всего неуместной выходкой господина фон Гольфельда.
— Он вас напугал?
— Только оскорбил. Как смел он обращаться со мной подобным образом? Он мне отвратителен!
Елизавета была права в своих предположениях, но, конечно, не думала, что ее собеседник придаст такое значение ее словам. Казалось, что у него гора свалилась с плеч. Он облегченно вздохнул, и девушка почувствовала, что его рука сильно дрожала, когда он взял ее руку и положил на свою. Они пошли дальше. Фон Вальде не говорил ни слова, но вдруг опять остановился и мягко произнес: — В эту минуту мы совершенно одни. Я не могу и не хочу лишиться вашего поздравления. Скажите мне несколько слов теперь, когда никто, кроме меня, не услышит их.
Елизавета смущенно молчала.
— Ну, разве вы не знаете, как это делается?
— Знаю, — отозвалась она, и на ее устах промелькнула лукавая улыбка, — у меня большая практика в этом деле: родители, дядя, Эрнст.
— У каждого бывает день рождения, — с улыбкой перебил ее фон Вальде, — но я хочу, чтобы вы сказали мне что-нибудь другое, не то, что говорите им, поскольку я вам не отец, не дядя и меньше всего претендую на права брата, с которым вы играете. Ну-с, говорите же!
Елизавета продолжала молчать. Что сказать? Она опустила глаза, так как не могла больше выносить проницательный взгляд собеседника, желавшего, казалось, заглянуть в ее душу.
— Пойдемте, — резко произнес он, выждав еще немного. — Это было безумное желание с моей стороны. Я знаю, что вы всегда находите несколько теплых слов для других и упорно молчите, когда дело касается меня, или делаете мне выговор.
Елизавета побледнела при этих словах и невольно остановилась.
— Так что, не выходит? — мягче спросил он. Видя, что она все еще молчит, и заметив ее умоляющий взгляд, он добавил: — Ну, тогда я предложу вам вот что: я скажу вам то пожелание, которое хотел бы услышать из ваших уст, с условием, что вы повторите его слово в слово.
Елизавета улыбнулась и утвердительно кивнула.
— Прежде всего надо… подать друг другу… руку, — начал фон Вальде, запинаясь и беря ее за руку (девушка дрожала, но не отняла руки), — и сказать: «Вы были до сих пор бедным, обездоленным странником, но, наконец, пришло время, когда и для вас засиял светлый луч, осветивший вашу жизнь. Желаю, чтобы он никогда не покидал вас. Вот моя рука как залог…»
До этих слов Елизавета точно повторяла это довольно странное пожелание, но тут с изумлением взглянула на него и засмеялась; однако фон Вальде попытался взять ее другую руку и произнес:
— Ну, продолжайте же!
— Вот вам моя рука… — начала она.
— Как здорово, господин фон Вальде, что мы опять вместе! — раздался из-за кустов голос Корнелии. — По крайней мере, меня будут приветствовать музыкой, если я приду вместе с вами.
Елизавете никогда еще не приходилось видеть, чтобы чье-либо лицо так изменилось в один миг, как лицо фон Вальде. На лбу появились синие жилы, ноздри раздулись, он гневно топнул и, казалось, испытывал громадное желание отправить Корнелию туда, откуда она явилась. Но на этот раз ему не удалось так быстро овладеть собой, и его брови нахмурились еще больше, когда за Киттельсдорф показался Гольфельд. Увидев его, фон Вальде быстро продел руку Елизаветы под свой локоть и крепко прижал, как драгоценную вещь, которую кто-то мог отнять у него.
— Ну и вид у вас! — воскликнула Корнелия, выскакивая на дорожку. — Такой, как будто мы разбойники, посягающие на ваши сокровища.
Не отвечая на эти слова, фон Вальде обернулся к кузену и отрывисто спросил:
— Где Елена?
— Она вдруг испугалась длинного, ухабистого пути и предпочла ехать в экипаже.
— Но, я думаю, ты не допустишь, чтобы старый граф Вильденау помогал Елене при выходе из экипажа. Я вообще не понимаю, как ты, верный рыцарь, мог оставить ее? Но, поторопившись, ты можешь все исправить, и я не буду тебя задерживать, — резко произнес фон Вальде, отходя в сторону, чтобы пропустить их.