— Не вижу причин, по которым они не согласились бы сделать это, — кивнул Альдо.
— Психиатрическая клиника — вот что может их смутить. Здоровая женщина среди сумасшедших, им это может не понравиться.
— Но женщина в коме, — заметил Адальбер. — А значит, совершенно неизвестно, в каком состоянии находится ее мозг. К тому же я полагаю, что ее будут лечить должным образом, хороший уход будет обеспечен, и если вдруг к ней вернется сознание, вас об этом немедленно известят.
— Безусловно. Так вы попробуете поговорить с ними?
— Я не отказываюсь, — отозвался Морозини, — но мне кажется, что Белмонов убедили бы эти доводы, даже если бы вы изложили их лично. Они, честное слово, очень неглупые люди!
— Я знаю. Но я для них незнакомый полицейский, а вы их друзья… Имейте в виду, что перевозка должна осуществиться в строжайшем секрете!
Адальбер поднялся.
— Задание получено, комиссар! Приступаем к исполнению!
— Мне кажется, ты и один справишься, — обратился Альдо к Адальберу, когда они сели в машину.
— И речи быть не может! Мы должны ехать вместе! Ты что, забыл о прекрасном Оттавио? Если он там, один будет отвлекать его, а другой излагать суть дела. Ты ведь сам убедился, что он липучий, как клей, к тому же неаполитанец, соотечественник того, кто совершил покушение. Меня, кстати, поразило это совпадение, а тебя?
— Я об этом даже не подумал.
Прежде чем включить зажигание, Адальбер внимательно посмотрел на друга.
— Честное слово, с тобой не все в порядке. Я тебе обещаю, если он там, заниматься им буду я.
Граф Фанкетти был на своем посту. Наступал священный час чаепития.
Джон Огастес отсутствовал, зато Полина исполняла приятную светскую обязанность и пила чай, сидя за столиком с вазой цветов у того окна, что выходило в сад. Напротив нее восседал Оттавио. Мало этого, судя по всему, она получала от его общества удовольствие. Иначе откуда такой мелодичный смех? Не от чая же!
— Обстановка хуже некуда, — мрачно пробурчал Морозини. — Давай, действуй. Я подожду тебя в холле.
— Я-то пойду, конечно, но ты жди не в холле, а в салоне Психеи. Я отправлю туда Полину, а сам вместе с этим Ромео полакомлюсь пирожными. Приготовься! Наберись мужества! Какого черта! Речь идет о важном деле, настоящей драме. Тебе же не нужно хватать гитару и очаровывать!
Прелестная гостиная в стиле Людовика XVI с диванами и креслами той же эпохи была пуста. По счастью, совершенно пуста. Желая избежать малейшего намека на интимность, Морозини не стал садиться. Он не спеша расхаживал туда-сюда по мягкому «Обюссону», пытаясь размеренностью шагов умерить излишнюю торопливость сердца. Ему не пришлось долго ждать.
— Вы хотели поговорить со мной, Альдо? — услышал он спокойный голос Полины.
Альдо повернулся, чтобы встать к Полине лицом, поклонился, но приближаться не стал. Однако взгляд его засиял нежностью. Как же она была хороша в строгом платье из черного бархата с ожерельем из небрежно перевитых жемчужных нитей, похожим на то, которое было на Жанне Туссен! На блестящем эбене ее волос, собранных в тяжелый узел на затылке, задорно сидела небольшая шапочка с прихваченной жемчужным аграфом вуалеткой, прикрывавшей верхнюю часть лица.
— Да, Полина. Простите за бесцеремонность приглашения, но поскольку ваш брат отсутствует, я могу обратиться со своим поручением только к вам. Добавлю, что я здесь в качестве посланца комиссара Ланглуа. Иначе не посмел бы вас беспокоить.
— Разве может побеспокоить друг? Может, мы с вами присядем? — предложила она, показывая рукой на диванчик. — И вы мне поведаете вашу важную информацию.
Полина слегка улыбалась, произнося эти слова, и Альдо показалось, что она над ним посмеивается.
— Судите сами, важно это для вас или нет: на вашу горничную было совершено еще одно покушение.
— Что?!
— Успокойтесь, она по-прежнему в коме и ничего не заметила. К несчастью, один из полицейских, дежуривших у ее палаты, молодой, неопытный, но скорый на руку, застрелил покушавшегося, лишив возможности получить какие-то сведения о нем. Единственно, что известно: он неаполитанец, его фамилия Нарди.
Полина больше не улыбалась. Серые глаза за вуалеткой стали еще больше.
— Как случилось, что именно вы принесли нам это известие? Комиссар Ланглуа…
— Опасается отказа с вашей стороны на то предложение, какое он намерен вам сделать. Неизвестно, сколько времени мисс Адлер пробудет в коме, может быть, два дня, а может быть, десять лет, а так как она представляет собой опасность, клиника, куда вы ее поместили, отказывается держать ее у себя. Больные были очень напуганы и заявили протест… Отель-Дье, как вы знаете, больница еще менее надежная, поэтому Ланглуа видит только один выход, но опасается, что вас это не устроит: речь идет о психиатрической клинике закрытого типа, куда попадают только очень значительные лица и где их строго оберегают. Визиты туда практически запрещены, но комфорт там идеальный. Она расположена за пределами Парижа и напрямую связана со службой безопасности. Безусловно, эта больница дорогая, но для вас с братом это значения не имеет. Ее адрес будет известен только вам и Джону Огастесу, никто из вашего окружения не будет его знать.
— Нам предлагают тюрьму?
— Мисс Адлер сейчас узница своего плачевного состояния. Предложенная вам клиника — единственное место, где можно обеспечить ее безопасность. Если вы отказываетесь от нее, мисс Адлер будет доверена посольству с тем, чтобы ее вернули на родину. Вот все, что мне поручено вам передать. Предупреждаю, что вам нужно принять решение в самом скором времени, префектура не имеет возможности длительное время обеспечивать охрану. Обсудите ситуацию с братом и повидайтесь с Ланглуа. Он допоздна задерживается у себя в кабинете.
Альдо поднялся и поклонился, прощаясь. Полина его удержала.
— Мы все решим сегодня же вечером… Но это в самом деле все, что вы хотели мне сказать?
— А что еще?
— Не знаю… Было время, когда мы с вами были друзьями, вернее, решили вместе, что будем ими…
— И разве с тех пор я вел себя не по-дружески? Именно потому, что я ваш друг, комиссар Ланглуа и доверил мне эту миссию. И я крайне огорчен, что не принес вам более приятных и утешительных известий.
— В этом не ваша вина… Но я вас знала менее… суровым.
— Я веду себя в соответствии с принятым нами решением. Мне-то кажется, я по-прежнему открыт, — произнес с легкой усмешкой Альдо, зная, что может причинить боль. — С первой минуты вы дали понять, что между нами существуют всего лишь светские отношения, и было бы странно не последовать вашему примеру. Но, в сущности, я вам благодарен.
— Благодарны? За что?
— За верность — буквальную — своему письму.
— Теперь я вижу, что вы не дочитали его до конца.