Рыбников стоял на месте — большой, грузный, нелепый, — и на лице его было явно написано, что, если бы Ласточкин был тут один, он бы его с великим удовольствием смял в лепешку прямо голыми руками. Впрочем, у меня имелись некоторые сомнения насчет того, что капитан позволил бы ему обойтись с собой подобным образом.
Через мгновение плечи Рыбникова опустились. Он устало выдохнул и разжал кулаки.
— Ладно, — буркнул он, ни на кого не глядя. — Ваша взяла. Ну, велел мне Арбатов за нее взяться, потому что… короче, потому. Но только не надо из меня делать скотину бесчувственную. Я… ну, как-то вначале не очень, а потом сильно душой к ней прикипел. Потому что она хорошая. Гораздо лучше этого урода, мужа своего, который сбежал и повесил на нее долги. И я решил: как только мы с ним разберемся, я на ней женюсь. Вот.
Ласточкин покосился на меня и еле заметно пожал плечами. Я ответила ему тем же жестом.
— Ты Арбатову передай, чтобы он нам позвонил, — сказал Ласточкин. — А то его нигде найти невозможно. Может быть, нам понадобится его помощь.
— Ладно, — буркнул Рыбников, открывая дверь. — Передам. Всего доброго. — До скорой встречи, — отозвался мой напарник и шагнул через порог.
12 апреля. День
— Куда теперь? — спросила я Ласточкина, когда мы оказались на улице.
— В управление, — коротко ответил мой напарник. — С дела Лазаревых нас никто не снимал.
— Н-да, дело Лазаревых… — нерешительно протянула я. — Знаешь, Павел, чем больше я над этим думаю, тем сильнее мне кажется, что это чистая заказуха. Надо искать конкурентов Георгия Лазарева, тех, кому он мог помешать.
— Тоже вариант, — отозвался Павел. — Только если это и заказуха, то какая-то странная. Смотри: с чего все началось? Со звонка неизвестной, которая предупредила, что на дне рождения актрисы Алисы Лазаревой некто ей хорошо знакомый убьет ее. Чтобы это сообщение приняли всерьез, дама назвала некоторые детали, известные только очень узкому кругу лиц. Имена охранников, место проведения вечеринки и так далее. Что дальше? Вечеринка перенесена в загородный особняк, охрана предупреждена и, соответственно, вооружена, но тем не менее некто убивает двух человек: мужа актрисы и нашего сотрудника Горохова. — Произнеся эти слова, Ласточкин дернул щекой.
— Паша, — внезапно сказала я, — а что, если это было сделано нарочно? Что, если убить с самого начала предполагали не Алису, а именно бизнесмена? Мы же решили, что Георгий Лазарев стал случайной жертвой, а что, если это вовсе не так?
Капитан даже остановился.
— Ты имеешь в виду, — начал он, и глаза его ярко заблестели, — что нас намеренно сбили с толку, чтобы мы следили только за Алисой и упустили из виду ее мужа?
— Ну да! Ведь в тот вечер он даже всю свою охрану отдал жене и поэтому оказался совершенно беззащитен перед киллером.
— Что-то все это слишком сложно! — внезапно разозлился Ласточкин. — Лиза, ты меня прости, но я уже столько лет в полиции и скажу тебе так: если господа бизнесмены решают кого-то замочить, они не звонят нам и не раскручивают такие сложные комбинации. Действия их просты, как два пальца. Пуля в лоб, бомба под сиденье — и все! А убивать женщину на глазах ее ребенка… — Ласточкин скривился, как от физической боли. — Она-то какое отношение имела к делам мужа? Ну, пела, ну, играла в кино, была плохая певица и посредственная актриса, но не занималась она бизнесом! Убивать ее было вовсе ни к чему!
— Мне кажется, ты забыл обстоятельства ее гибели, — сказала я. — Она торопилась, она бежала — в дикой спешке. Во что бы то ни стало она хотела уехать из страны — как ты думаешь, почему? Может быть, потому, что догадалась, кто именно убил ее мужа, и как-то неосторожно дала ему понять, что знает это?
Ласточкин почесал щеку. Я видела, что мои доводы заметно поколебали его мнение.
— Да, такое вполне может быть, — сказал он наконец. — Если она поняла, кто убийца… Придется нам навестить ее родных и проверить телефонные звонки. Поговорим с матерью, с первым мужем, этим Сергеем Шестопаловым, потом с прислугой. Кто-то обязательно должен был что-то заметить, иначе просто не может быть. Такие открытия невозможно держать в себе.
— В любом случае это наверняка должен быть очень влиятельный человек, если она так спешила сбежать от него подальше, — прибавила я.
— Да, — угрюмо подтвердил Ласточкин, — и это опять возвращает нас к личности Юрия Даниловича Арбатова. Именно он лучше других подходит на эту роль.
— Но я уже говорила тебе… — почти сердито начала я.
— Да-да, я все помню про него и эту Олю Баринову, — отмахнулся Ласточкин. — Но он мог разделаться с Лазаревым вовсе не из-за каких-то дурацких сантиментов, а из-за разногласий в бизнесе. Вот об этом ты, между прочим, забыла.
Он был прав. Конечно, такой человек, как Арбатов, вполне мог… Но тут я вспомнила выражение его лица, когда он увидел труп среди коробок с подарками. «Нет, — сказала я себе, — он к этому непричастен».
— Тебе во что бы то ни стало хотелось бы, чтобы Арбатов оказался виновен, — поддела я своего напарника.
— Ты не права, — очень спокойно ответил Ласточкин. — Потому что, если он действительно виновен, он нас убьет.
Ну что прикажете ответить на это? Любая фраза в этих условиях звучала бы фальшиво, потому что Ласточкин был прав и не прав одновременно. Поэтому я предпочла просто промолчать.
Мы прибыли в управление и поднялись в кабинет к Андрею Антипенко. Он был в комнате не один — напротив него сидели двое хорошо знакомых нам коллег: долговязый Стас Зарубин и капитан Колесников. Они обрадовались нам, как радуется подающий надежды спортсмен травме своего именитого соперника.
— О, — воскликнул Зарубин, — а Лиза-то отлично выглядит! Я знал одного человека, который тоже спикировал в лифте, так он после этого полета здорово поседел.
Ласточкин нахмурился и послал жизнерадостному оперу предостерегающий взгляд.
— Н-ничего, — сказал Колесников, улыбаясь своей мягкой улыбкой, — з-зато Елизавете будет о чем рассказать в своем романе.
— Мне, пожалуйста, экземпляр, — вклинился Антипенко. — С автографом автора. Только предупреждаю: если ты напишешь, что я старый, лысый и вообще ничего в своем деле не смыслю, тебя даже Ласточкин не спасет.
— Андрей, — сказала я, — ты же не старый, не лысый и следователь хоть куда. Что ты мелешь, в самом деле?
— Какой я в жизни — совершенно неважно, — отозвался несносный Андрей. — Важно, каким ты меня в книжке пропишешь. Знаем мы вас, сочинителей!
— А на зеркало не фиг пенять, коли рожа на затылке, как сказал классик, — осадил его Ласточкин. — Надо же, уже и в книжку его вставить нельзя! Не слушай его, Лиза, я всегда смогу тебя защитить. Поэтому пиши смело, что у него глаз вставной, нога деревянная, да и не только нога.