В одном из закоулков сада Глория наткнулась на прелестную девушку, которая вела на поводке смирного льва. Она в страхе посторонилась, но лев и ухом не повел, шествуя рядом со своей хозяйкой.
— Вы укротительница? — осмелилась спросить Глория, но девушка только улыбнулась в ответ.
Глория заблудилась в ночных аллеях, зацепилась платьем за какой-то сук, вскрикнула и обернулась. Это был не сук! Ее поймал за подол повешенный…
— А-ааааа! — завопила она, тщетно пытаясь вырваться.
Молодой человек висел вниз головой, привязанный за ногу к дереву. Он не собирался отпускать Глорию.
— Мне скучно висеть одному, — заявил он, глядя на нее снизу вверх. — Присоединяйся!
— А-а-а-аааааа! — в ужасе взвизгнула она. И… проснулась.
В спальне никого не было. Она села на кровати и протерла глаза. Сквозь тонкие занавески на ее подушку лился белый свет луны. На противоположной стене резвилась «Русалочья охота» — средневековые всадницы скакали к лесу в сопровождении своры гончих…
Глория каждое утро видела эту сцену, вытканную на гобелене. Почти все убранство дома досталось ей от прежнего хозяина, умершего карлика Агафона [1] . Она нарочно ничего не меняла. Чтобы не огорчать бывшего владельца, который не торопился покидать свое жилище. Во всяком случае, Глория постоянно ощущала его присутствие. И это было приятно.
Любой другой на ее месте испугался бы. Но Глорию связывало с Агафоном нечто большее, чем короткое знакомство и едва завязавшаяся дружба.
— Что бы это значило? — пробормотала она, вспоминая свой сон.
— Ты не догадываешься?
Карлик был тут как тут. Он сидел в своем любимом креслице, свесив ножки и покачивая красивой головой. Его мягкие волнистые кудри рассыпались по непомерно широким плечам. Абсолютное совершенство лица сочеталось в нем с абсолютным безобразием фигуры. И это сочетание порождало в сознании Глории опасную смуту.
— Ты мне снишься, — сказала она, с удовольствием глядя на Агафона. Его уродство не смущало ее и уже не вызывало стыдливой жалости.
Карлик не нуждался в ее сочувствии. И это каким-то образом примирило Глорию с его отталкивающей внешностью.
— И да, и нет, — усмехнулся он губами греческого бога. — Я решил предупредить тебя.
— О чем?
— Так… о сущей безделице. Скоро тебе нанесет визит весьма загадочный субъект…
Глория не расслышала дальнейшего объяснения. Она внезапно выскользнула из спальни и оказалась в том же закоулке сада, где качался на дереве повешенный.
Кошмар не закончился. Повешенный намертво вцепился в ее подол и скалил блестящие в лунном свете зубы.
— Пусти! — дернулась она.
— Не раньше, чем придет время, — осклабился тот.
— Ах ты негодник! — с этими словами из-за подстриженной зеленой изгороди выскочил мужчина в парике, кружевной рубахе и панталонах. Воинственно размахивая в воздухе саблей, он двинулся вперед.
— Кажется, пора… — хихикнул повешенный и разжал пальцы.
— Вы освободили меня, — вымолвила Глория, с признательностью глядя на незнакомца.
— Не стоит благодарности. Еще увидимся…
Она опять проснулась. На сей раз окончательно. О ночном приключении напоминал надорванный подол ночной сорочки. Креслице, где любил сидеть Агафон, пустовало.
Глория взглянула на часы и обомлела. Они показывали без пяти минут десять!
— Ничего себе…
В дверь кто-то поскребся. Это был Санта.
— Завтрак готов, — скромно сообщил он. — Изволите вставать?
— Почему ты не разбудил меня раньше? — возмутилась Глория.
— Не велено было…
— Велено — не велено! С каких пор ты соблюдаешь придворный церемониал? — разозлилась она. — К нам скоро гость явится, а я не одета.
Великан-слуга обиженно потупился. Он хотел как лучше, а получил выговор.
— Ладно, не дуйся, — рассмеялась Глория. — Что у нас на завтрак?
— Яичница и творожный десерт.
Она почувствовала, как проголодалась. Сновидения отнимали уйму сил, будто не спишь, а трудишься в поте лица.
— Хочу есть, — сказала она.
Санта просиял и скрылся за дверью. А Глория отправилась в ванную…
* * *
После завтрака она вышла во двор и устроилась в беседке. Под птичий щебет хорошо думалось. Деревянные скамейки нагрелись от солнца, ветер приносил из сада запах яблок и скошенной травы.
Глория вспоминала слова Агафона о предстоящем визите «загадочного субъекта». Кто бы это мог быть? Новый клиент?
Она старалась представить себе визитера, но в голову лез только господин в парике, который во сне пришел ей на помощь. «Теперь я ему должна?» — лениво размышляла Глория, разморенная едой и утренним солнцем.
Невольно ей на ум пришла девушка, усмиряющая льва. Неужели это она сама?
— Наконец-то, — радостно прошептал карлик у ее уха. — Тебе предстоит опробовать свои силы. Главное — не робей. И ничему не удивляйся.
— Ты где? — спросила она в пустоту.
Вместо ответа зажужжала газонокосилка. Это Санта выкашивал траву под деревьями. Глория посмотрела в ту сторону, а когда перевела взгляд на скамейку напротив, то вздрогнула от неожиданности. Там вальяжно расположился мужчина из ее сна — одетый по моде восемнадцатого века, в парик, кружевную рубашку и панталоны до колен. Его наряд довершали белые шелковые чулки и башмаки с округлыми пряжками.
— Разрешите представиться? — почтительно осведомился он. — Граф Алессандро Калиостро.
— Глория Голицына, — назвала себя она.
— Славная фамилия. Ваши предки оставили заметный след в российской истории.
Глория вежливо улыбнулась.
— Вы знаете, кто я, — добавил мужчина, склоняя голову вправо и щуря глаза.
— Кто же не знает графа Калиостро? — польстила ему хозяйка. — Чем обязана вашему визиту?
— Значит, к делу?
— К делу, — кивнула она.
То, что она беседует с призраком величайшего шарлатана и авантюриста, не пугало ее, а забавляло.
— Моя репутация сильно пострадала от людской молвы, — заявил граф. — Смею уверить, незаслуженно. Но Бог с ними, со сплетниками и лгунами. Они наказаны уже тем, что злобной клеветой отяготили свою карму. Разрешите, я внесу некоторые поправки в сочиненную ими «биографию» Джузеппе Бальзамо, более известного под именем графа Калиостро?
Получив согласие дамы, господин в парике произнес длинную речь. Он постигал тайные науки в храмах Востока, его учителем был сам Альтотас, владеющий оккультными знаниями Египта… словом, его громкая слава вполне соответствует его способностям, которые он не раз с блеском демонстрировал титулованным особам Европы и даже при царском дворе в Санкт-Петербурге. Но стал гонимым и преследуемым, в конце концов угодил под суд инквизиции и был приговорен к смерти…