В его глазах застыл немой упрек: «Не стоило везти меня сюда из-за этакой безделицы!»
— Надеюсь, размер гонорара утешит вас, — обескураженно вымолвил я, протягивая ему конверт с деньгами.
Маститый искусствовед без стеснения заглянул в конверт и удовлетворенно кивнул.
— В случае надобности готов проконсультировать вас, — добавил он. — Обращайтесь.
«Семейная реликвия! — мысленно вознегодовал я. — Память о бабушке! Какая беззастенчивая ложь! А главное, во имя чего Анна меня обманула? Если эта мазня дорога ей, так бы и сказала. Черт! Как я сам не замечал свежесть красок и новизну полотна?!»
Я зачарованно уставился на картину, пытаясь угадать, что еще кроется в ней. Она неспроста привлекла мое внимание еще там, в халупе Ремизовых. Вот и сейчас нечистый на руку игрок с чертами убитого Джо словно потешался надо мной. Казалось, его губы кривятся в ехидной улыбке…
Я тряхнул головой, рассеивая наваждение.
— Вы собирались приобрести эту картину? — сочувственно осведомился эксперт.
— Нет.
— Продать?
— Ни то, ни другое, — раздраженно буркнул я, и он деликатно замолчал.
Как и было обещано, я отвез его домой. Всю дорогу мы не проронили ни слова.
— Если вам еще потребуется мой совет, буду рад услужить, — сказал эксперт на прощание.
Возвратившись в офис в дурном расположении духа, я созвонился с детективом и поставил перед ним дополнительную задачу: узнать, кому из обрусевших французов в девятнадцатом веке принадлежал большой сад в Старом Крыму.
— Постараюсь, — обнадежил меня Томашин.
— Новости есть?
— Я тут разыскал женщину, которая дружила с Вероникой Ремизовой, и выяснил, что в молодости, еще до рождения дочери, та несколько лет встречалась с неким Олегом Коноваловым. Он работал метеорологом в горах, к Ремизовой приезжал от случая к случаю. Они часто ссорились, мирились, но окончательно порвали отношения, когда Коновалова уволили с метеорологической станции. Он перешел жить к Веронике, но ничего хорошего из этого не вышло. Мужик запил, начал распускать руки… в общем, Ремизова не выдержала и дала ему от ворот поворот. А сама с горя закрутила роман с отдыхающим. Они познакомились в санатории, между ними вспыхнула страсть, в общем…
— Как фамилия отдыхающего? — нетерпеливо перебил я.
— Крапивин.
Сыщик смущенно замолчал, понимая, что речь вряд ли идет об однофамильце его клиента. Скорее, о близком родственнике.
— Крапивин, значит?
— Андрей Крапивин, из Москвы, — подтвердил детектив. — Ремизова призналась подруге, что забеременела от этого москвича. Он, правда, ни о ее беременности, ни о рождении ребенка так и не узнал. Подлечился, уехал, и будто отрезало. Ни звонка, ни письма, пропал человек. Ремизова со своей стороны тоже не сообщила ему о дочери.
— Почему?
— Гордая была. Не хотела навязываться. Как подруга ни уговаривала ее отыскать папашу ребенка, та ни в какую. Нет, и все. Хотя в санаторной карточке имелись данные Крапивина, Вероника информацией не воспользовалась. Когда родилась дочка, она все же записала отцом девочки Андрея Крапивина, — без его ведома, разумеется, — и на том успокоилась.
— Н-да… — процедил я сквозь зубы.
То, что накопал детектив, пока не расходилось со словами Анны. А я, признаться, рассчитывал на другое.
— А Коновалов? Не ревновал Веронику к приезжему?
— Она тщательно скрывала от всех свой санаторный роман. Возможно, Коновалов ничего не знал. Он опустился, не выходил из запоев и вскоре умер. Подруга Ремизовой утверждает, что Коновалов даже не замечал беременности бывшей любовницы. Или просто не реагировал. Водка мозги съела.
— Как умер Коновалов?
— Говорят, зимой валялся пьяный во дворе и замерз насмерть.
— Были у Вероники еще поклонники?
— Похоже, нет, — ответил сыщик. — Жила ради ребенка, ни на кого не глядела. По крайней мере, так считает ее подруга. Медсестра Ремизова смолоду отличалась скрытностью и вырастила такую же скрытную дочь. Нюрка, как ее окрестили соседи, уродилась гонористая и нелюдимая. Оттого и в санатории с коллективом не поладила, и замуж не вышла. Сама без гроша в кармане, а нос драла выше некуда. Мужчины обходили ее стороной, женщины недолюбливали. От одиночества и безденежья она с Джо спуталась, с местным жуликом и картежником. А как его в драке зарезали, бросила дом и укатила.
— Одна?
— Говорят, с каким-то залетным хахалем. Остановился у нее на пару деньков, она его и окрутила.
— Ну-ну… что за хахаль? — спросил я, отлично понимая, что речь идет обо мне.
— Пока не знаю. Выяснить?
Если Томашин и догадывался, кто увез Нюрку из дому, то не подал виду.
— Не надо. Это не актуально, — обронил я. — Займись-ка лучше французской графиней и ее могилкой.
Мы словно прощупывали друг друга, и каждый старался не сболтнуть лишнего.
Я не сообщил детективу ни о своем недавнем визите в Старый Крым, ни тем более о насильственной смерти сестриного бойфренда. И теперь выпытывал, что тому удалось пронюхать. Томашин оказался не лыком шит, ловко обходил острые углы.
— Завтра у меня встреча с кладоискателем, — доложил он. — Технику я ему передал, он чуть не задохнулся от счастья.
— А по камушкам что?
— Работаю. Сим обещал показать мне старое кладбище… но там дорогу построили, часть могил ушла под асфальт. Местные черные копатели бредят сказкой про ожерелье, только лично я в это не верю. Кто два века назад решился бы везти из-за границы в Петербург на перекладных шестьсот штук драгоценных камней? На диких российских просторах всякое могло приключиться. Тем более с женщиной.
— Но женщина-то была не простая, — подчеркнул я.
— Согласен. А все же везти с собой такой груз — рискованно. И еще: почему в Россию?
— Далеко, наверное. Затеряться проще.
— Вы думаете? — усмехнулся детектив.
После этого разговора меня одолело недовольство собой. Какого черта я связался с частным сыщиком? Вдруг он раскопает, кто убил Джо? Или возьмет и найдет бриллианты?
«Это смешно, Нико, — развеселился мой двойник. — Над загадкой длиною в двести лет бились многие умы, не чета твоему Томашину. А воз и ныне там. И вообще, сдались тебе те камни, дружище? Все, кто так или иначе касался их, нажили себе беды!»
* * *
Каждый мой день начинался со звонка Гене Приходько, у которого я справлялся о здоровье Анны.
Я опасался, как бы пациентка не сбежала. Детектив в отъезде, а мне самому недосуг следить за ней. Расширять круг людей, посвященных в нашу семейную историю, было бы неразумно. Я шел на определенный риск. Едва сойдут следы пластической операции, Анна может махнуть в неизвестном направлении. Лицо у нее теперь новое, осталось только поменять документы, и поминай как звали.