Чай оказался душистый, со сладковатым привкусом.
— Это крымский сбор, — объяснила хозяйка. — Здешние травы обладают особой целебной силой. Раньше у нас практиковали лечение цветочными ваннами. Моя мама знала множество рецептов. Она работала медсестрой в санатории. Там они и познакомились…
— С кем? — поперхнулся я, догадываясь, какой будет ответ.
— С Андреем Никитичем. Он страдал хроническим бронхитом, а санаторий «Старый Крым» специализируется на болезнях дыхательных путей.
Анна встала, полезла в комод и достала старый бархатный альбом для фотографий.
— Вот, взгляните, — она раскрыла альбом и показала мне черно-белый любительский снимок, где мой отец обнимал миловидную женщину с волосами и глазами Анны. Они оба улыбались в объектив: женщина смущенно, а отец слегка недовольно. Похоже, он не хотел фотографироваться, однако не посмел отказаться, чтобы не обидеть свою даму.
Я перевернул карточку, увидел написанную на обороте дату и отметил, что снимок сделан за четыре года до моего рождения. Мои родители тогда уже были женаты.
— Сколько тебе лет? — бестактно спросил я у Анны.
— Тридцать один…
«Она старше меня на три года, — подумал я. — Сроки сходятся, если учесть девять месяцев беременности».
Напряженные расчеты отразились у меня на лице, потому что Анна холодно заявила:
— Не стоит так нервничать. Я вам в сестры не напрашиваюсь.
«Овечка проявляет характер!» — мысленно констатировал я и так же холодно полюбопытствовал:
— Есть еще фотографии?
— Эта — единственная. Если хотите, порвите.
— Зачем же? — мои губы растянулись в саркастической ухмылке. — Я не варвар какой-нибудь.
Анна сердилась, и это шло ей гораздо больше смирения. Она с трудом сдерживала готовую сорваться с языка отповедь.
— Давай перейдем на «ты», раз уж мы родня, — примирительно предложил я.
Ссориться мне с ней было ни к чему. Это противоречило моему обязательству перед отцом.
— Давайте… давай, — недоверчиво согласилась она. — Ты приехал разоблачить меня?
Я прикинулся непонимающим, хотя она разгадала цель моего визита.
— В смысле?
— Ну, убедиться в том, что я самозванка, которая имеет виды на деньги господина Крапивина. А потом убедить в этом и его. Так вот, дорогой братец, мне плевать на ваши деньги! Моя мама до самой смерти молчала и никогда ничего не просила. Ни у кого! И я ничего не прошу ни у отца, ни у тебя. Если хочешь знать, я бы ни за что ему не написала! Меня мама заставила…
— Это из каких соображений? Тридцать лет молчала, а потом вдруг опомнилась?
— Она не могла оставить меня совсем одну.
— Запоздалая забота! — вырвалось у меня, и я тут же пожалел о своих словах.
Анна нахмурилась и замкнулась в себе. Я допустил промах. Нужно было исправлять положение.
— Отец умер, — брякнул я, не найдя лучшего способа встряхнуть ее.
До нее не сразу дошел смысл сказанного.
— У-умер? — тихо переспросила она.
— В конце марта. Он слег и больше не встал. Я пообещал ему позаботиться о тебе. Поэтому я здесь.
В глазах Анны промелькнули горечь, сожаление и непонимание, но она не пролила ни слезинки. «Это как раз нормально, — подумал я. — Она видела его только на снимке. Кто он ей? По сути, чужой человек. Странно было бы оплакивать чужого человека».
— Мама не рассказывала мне о нем, — грустно призналась Анна. — Я не успела к нему привязаться. В детстве я ненавидела его за то, что он нас бросил. А потом… просто вычеркнула его из своей жизни…
Громкий, требовательный стук в дверь прервал ее исповедь.
— К тебе гости, — сказал я, ликуя.
Пока она пойдет открывать, мне удастся пошарить по ящикам комода. Наверняка она держит документы там же, где и альбом с фотографиями.
Я метнулся к комоду, едва хозяйка покинула гостиную, выдвинул верхний ящик и торопливо зарылся в бумаги. Горка квитанций, паспорт… я не ошибся! Где-то тут наверняка хранится свидетельство о рождении. Так… это не то… школьный аттестат мне тоже не нужен… Черт! Она вот-вот вернется, а я…
У меня перехватило дыхание, когда я добрался до того, что искал. В графе «отец» был указан… Андрей Никитович Крапивин. Правда, с оговоркой «со слов матери».
Я чудом успел плюхнуться обратно в кресло, когда послышался скрип рассохшихся половиц, и в дверях показалась встревоженная Анна.
— Это сосед, — зачем-то сказала она, кутаясь в шаль. — Пришел денег одолжить. А где я возьму? Он пьющий. Вечно на водку не хватает.
— Ты ему отказала?
— Я в долг не даю.
Я молча кивнул, отметив несоответствие в ее объяснениях: сосед наверняка знает Анну не первый год и вряд ли пришел бы за деньгами туда, где ему откажут. По-видимому, она сама сообразила, что «прокололась», и начала ни с того ни с сего рассказывать мне о матери, — как та болела и тихо угасла.
— Там ей лучше, чем было здесь, — горестно заключила Анна, намекая на иной мир, куда попала многострадальная душа Вероники Ремизовой, одинокой женщины, которая всю свою жизнь посвятила дочери.
— Она была замужем?
— Нет, — покачала головой Анна. — С тех пор, как…
Она осеклась, давая мне понять, что ее мать любила только моего отца и осталась верна этому чувству. Меня такими баснями не проймешь. Я знаю цену романтическим историям с меркантильной подоплекой.
«Твои уловки со мной не пройдут, — мысленно усмехался я, слушая ее бредни. — Знаю я этих санаторных сестричек, которые норовят охмурить отдыхающих мужчин и устроить свою судьбу. А если объект окажется крепким орешком, то хотя бы закрутить курортный роман. Авось, дорогой подарочек обломится или денежная компенсация. Удовольствие с выгодой!»
— Ты тоже медицинский работник? — спросил я, прерывая затянувшуюся паузу. — Пошла по стопам матери?
— Да…
В ее ответе прозвучала насторожившая меня неопределенность. Не похоже, что Анна работает. Сегодня, к примеру, вторник. Я не надеялся днем застать ее дома, но застал. Живет она уж больно убого. На зарплату медсестры не разгуляешься, это ясно. Но я не мог представить Анну делающей укол, массаж или любую другую лечебную процедуру, как ни старался. Есть люди, рожденные для праздности. Она относилась именно к этому типу. Однако и им нужен источник материального обеспечения. Порой их свободный от повседневного труда ум отыскивает довольно хитрые пути обогащения.
— Работаешь посменно? — невинно осведомился я.
— Мне пришлось уволиться, — неохотно призналась она.
«Так я и предполагал, — констатировал мой внутренний двойник. — Она аферистка! Смотри, не попадись в ловушку, Нико. Будь начеку!»