Ладно, одежду и головные уборы можно взять напрокат… это не проблема. Главное, размеры указаны. Фальшивые жемчуга тоже найдутся.
— Зачем Глории этот маскарад? — пробурчал он. — Что она придумала?
Он опустил со своей стороны стекло и вдохнул ночную свежесть. Пахло хвоей, грибами и палой листвой.
— А камзолы для кого? — произнес он в темноту, полную тревожных ночных звуков. — Один наденет Крапивин, а второй?..
Глория лежала в постели и смотрела в потолок. Она вспоминала повешенного, который схватил ее за подол в странном саду из ее сна. Кто он? И кто та девушка, ведущая на поводке усмиренного льва?
…Лев неторопливо шествовал по дорожке между апельсиновых деревьев за своей укротительницей, как две капли воды похожей на Глорию. Она обернулась и произнесла:
— Ты — это я!
Глория испуганно шарахнулась в сторону и побежала в глубь сада. Ей казалось, что лев несется за ней сквозь заросли жимолости, она ощущала за спиной горячее дыхание зверя. Чья-то рука схватила ее за подол ночной рубашки.
— От себя не убежишь, — захихикал повешенный.
Его голова была на уровне ее колен, а волосы доставали до самой земли. Глория боялась наступить на них и топталась на месте.
— Я боюсь тебя, — призналась она, с опаской глядя на висящего человека.
— Ты боишься себя, — засмеялся он. — Это бессмысленно.
— Как же мне быть?
— В жизни, как и шахматах, жертвы неизбежны, — с этими словами повешенный дернул ее за подол.
Глория рванулась и, оставив в его руках лоскут хлопчатобумажной ткани, ломая жимолость, понеслась на свет дворцовых окон…
Звон разбитого стекла отрезвил ее, и она очнулась… в собственной спальне. На прикроватной тумбочке разрывался будильник. За шторами теплился розовый рассвет.
Глория не торопилась вставать. Она лежала, обдумывая завтрашние события. Не то чтобы она предвидела их, — будущее раскрывалось перед ней отдельными фрагментами, порой бессвязными. Ей предстояло принимать решение и действовать. Она чувствовала себя на перепутье, выбирая дорогу, по которой нужно идти…
* * *
Тем же утром в однокомнатной квартире в Лосе зазвонил телефон.
— Собирайся, Жанна, — после короткого разговора с Лавровым сказал Крапивин. — Мы сегодня же летим в Симферополь. Последним рейсом.
Она с недоумением воззрилась на него.
— Зачем?
— Потом узнаешь.
— Мне хочется спать.
— До вечера далеко. Сложишь сумку и ляжешь. Я тоже смотаюсь домой за вещами, и билеты взять надо.
Они с Жанной всю ночь глаз не сомкнули. Говорили о ее безрадостном детстве, о Валицком, который превратился в ее навязчивый кошмар, о графине де Гаше.
«Иногда мне кажется, что я — больная, разбитая старуха, умирающая в полном одиночестве, — жаловалась Жанна. — Я жду кончины, как избавления от земных страданий. Но страх продолжает преследовать меня».
«О чем ты думала перед смертью? — спрашивал Нико, теряя ощущение реальности. — Какой была твоя последняя мысль?»
«Не помню…»
Она силилась вызвать в памяти те бессознательные мгновения, но на ум приходил только страх, что и после смерти ее настигнет то, от чего она бежала.
«Так было с самого детства, — призналась Жанна. — Наверное, я родилась с этим. Я смотрела на себя в зеркало и с ужасом видела чужие черты. А когда мне исполнилось шестнадцать, начал появляться этот жуткий шрам на груди. Мама водила меня по врачам, но потом сдалась. Думаю, она втайне считала меня ненормальной. Когда она заболела, то больше всего переживала, что будет со мной без нее».
«Потому и заставила отыскать отца?»
«Это была идея Валицкого…»
Для Николая ее слова стали откровением.
«Как? — поразился он. — Разве ты выполнила не волю матери? Но…»
«Я солгала тебе, — перебила Жанна. — Я не смела упоминать о Валицком. Это было жесточайшим табу! Я сама запретила себе говорить о нем. Призрак из прошлого не должен жить в настоящем. Когда он начал убивать, я еще больше испугалась. Я поняла, что со мной происходят ужасные вещи… и замкнулась. Меня могло спасти только молчание!»
«Спасти от чего?»
«От смерти, от безумия… от тюрьмы наконец».
«Зачем Валицкому понадобился твой отец… вернее, мой… тьфу! — спохватился Николай. — Зачем ему понадобилось, чтобы мы… то есть ты… стала дочерью Андрея Крапивина?»
Жанна пожала плечами, то ли не зная, то ли не желая говорить.
«Нельзя исключить, что ты, Нико — всего лишь пешка в ее партии, которую она надеется выиграть у неведомого противника, — пропел ему в уши двойник. — Барышня плетет новую паутину, а тебе уготована роль мухи, которая в ней запутается!»
Крапивин вдруг сам сообразил, в чем состоял этот замысел. Встреча Жанны с потомками барона Боде, бывшего душеприказчика графини, могла дать толчок к разгадке тайны «Шулера». И дала! Это был бубновый туз из кипарисового ларца.
Крапивин отдавал себе отчет, что не встреться он с Анной-Жанной, не попадись ему на глаза картина с игроками в карты, вряд ли он заинтересовался бы ларцом, не додумался бы залезть под сукно на дне и уж точно не обратился бы к гадалке из Черного Лога.
Пресловутая «синяя шкатулка» тоже сказала свое слово в этом «послании с того света»: натолкнула его внимательнее приглядеться к кипарисовому ларчику, где его дед хранил военные награды. То, что картина и туз каким-то образом указывают на клад, не вызывало у Крапивина сомнений. Это подтвердила и ясновидящая.
Теперь ее помощник, каковым она представила Николаю молодого человека по фамилии Лавров, позвонил и сообщил, что обстоятельства дела требуют срочно выехать в Крым. Надо сказать, Крапивин ждал этого.
Жанна послушно складывала вещи в большую спортивную сумку, с которой она приехала в Москву. Все возвращается на круги своя…
— Картину тоже бери, — вспомнил он настоятельную просьбу Лаврова. — Она громоздкая, придется вырезать ее из рамы.
Рыжеволосая красавица вздернула брови.
— Так надо, — коротко бросил Нико.
— Картина постоянно со мной, а я так ничего и не вспомнила…
— Совсем ничего? — недоверчиво прищурился он.
Жанна смущенно порозовела, что-то в ее лице дрогнуло; она быстро отвернулась и сделала вид, что перекладывает одежду, которая не помещалась в сумке.
— Мы вернемся? — спросила она.
— А ты как думаешь?
Она промолчала, глядя на горку обновок, которые купил ей Крапивин. Ее занимала мысль: зачем они едут в Крым?