Не прошло и пяти минут, как путь на крышу был свободен.
Выбравшись на свежий воздух, я заметила, что сумерки еще больше сгустились, и решила, что в общем и целом это мне на руку. Из осторожности перемещаясь по крыше почти по-пластунски, я подползла к краю и заглянула в подворотню. Там никого не было. Еще раз внимательно рассмотрев, как расположен первый из интересующих меня двух подъездов, я просчитала, в каком месте крыши должен находиться ведущий в него люк, и поползла туда.
Пока я ползла, вытирая одеждой грязь и пыль от века не мытой крыши, меня снова посетило одно неприятное соображение. Да, конечно, попасть на крышу я смогла. Но ведь я попала сюда из подъезда, и хотя люк был закрыт, замок был мне доступен. А теперь я выдвигаюсь с крыши, и если будет закрыт второй люк, у меня не будет возможности открыть замок, так как проникать сквозь стены я еще не научилась.
Подобное соображение, в общем-то, сводило на нет все мои предыдущие усилия и делало абсолютно невозможным незаметное проникновение в интересующий меня подъезд. Но я уже подползала к люку и решила положиться на судьбу. Будь что будет.
И моя покорность провидению была вознаграждена. Люк оказался не просто незапертым. Он был открыт. Крышка была гостеприимно откинута, как бы приглашая всех желающих посетить подъезд и узнать все его тайны.
С одной стороны, это было очень хорошо. Но, с другой стороны, совсем не совпадало с моими представлениями о конспирации. Впрочем, поживем — увидим.
Я была уже очень близко к люку и совсем было собралась спуститься в него, когда внизу, на площадке, неожиданно щелкнул замок и хлопнула дверь. Я моментально вспомнила удар по затылку, и пульс зашкалил за сто. Судорожно отдернув голову от люка, я замерла на месте.
— Не уснул еще тут? — послышался грубый голос.
— Чего — уснул? Ничего не уснул…
— Смотри у меня… За люком следи.
— Да слежу я, слежу. Какой дурак сюда полезет.
— Вот тебя не спросили. Сказано — следи, значит следи.
— Да слежу я, слежу.
— То-то.
Дверь снова хлопнула, и на площадке воцарилась тишина.
Было ясно, что теперь мне ни в коем случае не следует не только высовываться из люка, но и вообще шевелиться, если я не хочу привлечь внимание часового.
Приходилось ждать. Что-то подсказывало мне, что часовой выставлен здесь не зря и что далеко не каждый день люк на крышу так гостеприимно открыт. Несомненно, что-то намечалось.
Я приготовилась ждать несколько часов.
На площадке было тихо, и если бы время от времени с нее не доносился легкий шорох и запах сигаретного дыма, можно было подумать, что на ней никого нет.
«Что ж, мне еще повезло, — думала я. — Я вовремя обнаружила часового. А так бы, боюсь, и меня могла постигнуть участь несчастной журналистки».
Уже почти не чувствуя свое одеревеневшее тело, я снова услышала, как щелкнул замок и хлопнула дверь.
Послышались шаркающие шаги… чиркнула спичка… запах сигаретного дыма…
— Да-а-а… дела-а… Думаешь — не болтанет?
— Пусть попробует…
— А сам-то что говорит?
— Да что говорит… Матерится. Заставь, говорит, дурака…
— Это точно. А чего ж он с ним связывался тогда?
— Да вот, тебя вот не спросил и связался.
Возникла пауза, в течение которой было слышно сипение, хрипение и звуки плевков. Через некоторое время разговор возобновился:
— А как получилось-то? Я насчет этой истории и не в курсах. Так, слышал что-то… замочили, мол, чиксу какую-то, а так… что к чему… не знаю.
— Как получилось… да просто очень получилось. Она же в газете какой-то там… бумагу марала. Ну вот. И взбрело ей репортаж делать о проблемах молодежи. Ну и как-то вышла на него… на нашего то есть. Не знаю уж, чего она там написала… Ну, написала и забыла. Так нет. Неймется ей… Время проходит, опять слух идет — ищет, мол. Ну, нашего-то… шефа. Там, уж не знаю… через «жучков» каких-то. Ну, а эти «жучки», сам знаешь, все с нами повязаны.
— А то…
— Ну вот. Они бабла-то с нее слупили, типа, за информацию, мол, но и нашему тут же передали — в такое-то время собирается, мол, такая-то и такая-то… Ну вот. А эту дуру возьми да угоразди как раз подгадать день, когда машина приходит.
— Вон как…
— Ну да. Сам подумай, мог шеф ей позволить все это в газете выболтать?
— Само собой — нет.
— Вот именно. Так-то и ничего бы еще… походила, походила бы тут, на пустое место полюбовалась, да и отправилась восвояси… А тут — машина. Ее ведь обратно не отправишь.
— Само собой.
— Ну вот. Наш-то и говорит Гвоздю — иди, мол, успокой девушку, чтобы куда не надо нос не совала. И нож ему свой дал. А этот нож у него, знаешь, как… типа как наградной был. Это ему Витя Серый подарил.
— Да ну?! Сам?
— Вот именно, что сам. Очень он уважал нашего-то. Ты хоть и молодой, говорил, но на правильной дороге стоишь. И когда в отсидку ушел, отдал ему. Типа, как эстафету.
— А Витя-то сам сидит еще?
— Да, теперь его надолго закрыли. И то еще… хорошо сейчас мораторий, а так бы вышка светила, не меньше.
— Витя мужик серьезный.
— А то. У него и нож этот… там такие насечки были на рукоятке, каждая насечка — чья-то судьба… решенная.
— Вон как.
— Ну да. Витя говорил: всю рукоятку разрисую — в музей сдам. А вот видишь — не пришлось.
— Гвоздю достался.
— Да если бы Гвоздю! Он в тот вечер, похоже, дури перебрал, то ли для храбрости, то ли просто… Ну и пошел… Обратно возвращается — ножа нет. А заметили-то не сразу. Тут машина пришла, и без него полно дел было. А на следующий день этот придурок очухался, шеф ему — давай нож. А у него и нету. И где оставил, не может сказать. Придурок. Ты вот прикинь, шефу-то каково такую вещь потерять?
— Это да. Если от Серого подарок… это точно.
— Ну вот. А время-то прошло. Там уже и менты побывали, и все… Ну вот. Пытал, пытал он его — ни в какую! Не помнит, и все. Хоть убей его. Наш до того разозлился, что и правда, чуть не убил. Ну ничего, потом отошел. Послал пацанов, идите, говорит, все закоулки обыщите, но нож чтобы был. И, мол, осторожнее. Если там менты или еще кто будет — вы просто гуляете.
— И как, были менты?
— Нет, не было. Чисто было. Только баба какая-то забрела неизвестно зачем, да Колька ей по башке дал — она и вырубилась.
— Эту тоже насмерть?
— А хрен ее знает… Да нет, наверное, очухалась потом. А то знали бы. Они и с журналисткой этой такой хай подняли… как будто президента убили. А если бы еще один труп… знали бы.