Кеннеди посмотрел на Лукас, которая сказала:
— Нам следует все хорошенько обдумать. Ведь существует теория цепной реакции в шантаже. Стоит заплатить одному вымогателю, как тут же объявятся другие.
— Но ведь об этом никто не знает, ведь так? — Кеннеди кивнул на записку.
— Кое-кому о ней уже известно, — возразил Кейдж. — А уже очень скоро о ней будут знать все. Подобные вещи невозможно хранить в секрете долго. У таких записок, фигурально выражаясь, есть крылышки. Можете мне поверить.
— Крылышки, — повторил мэр, которому слово показалось отвратительным, и это вновь заставило его порадоваться, что в этом шоу ведущей была Лукас. И он обратился к ней: — Что вы сможете сделать для его поимки, если мы все-таки заплатим?
Лукас вновь не замедлила с ответом:
— Наши технари начинят сумку с деньгами специальными детекторами. Двадцать миллионов потянут килограммов на сто. Такой груз нельзя просто сунуть под сиденье машины. Мы сделаем все, чтобы отследить преступника до его логова. Если повезет, сумеем схватить и его самого, и стрелка — этого Диггера.
— Если повезет, — скептически повторил Кеннеди. Она красивая женщина, подумал он. Хотя на самом деле мэр, который был женат уже тридцать семь лет и при этом ни разу не изменял своей супруге, знал, что истинная красота заключена не в Богом данных чертах лица, а порой всего лишь в выражении глаз, изгибе губ, даже в случайно принятой позе. А лицо Маргарет Лукас оставалось сурово-бесстрастным с того самого момента, когда она вошла в кабинет. Ни улыбки, ни сочувственного взгляда. Вот и сейчас в ее голосе звучал металл, когда она бросила завершающую реплику:
— Но вы должны понимать, что никаких гарантий мы дать не можем.
— Конечно. Мне и так ясно, что не можете.
— Двадцать миллионов, — задумчиво повторил цифру Ланьер — человек, отвечавший за городской кошелек.
Кеннеди поднялся, с грохотом отодвинув кресло, и подошел к окну. Посмотрел на бурую траву внизу и деревья, на ветках которых остались лишь редкие, скрученные, мертвые листья. Этой зимой погода в северной Виргинии выдалась в последние несколько недель до странности мягкой. Прогноз предсказывал, что нынче ночью выпадет первый настоящий снег, но сейчас воздух все еще оставался теплым и сырым. В кабинет проникал с улицы запах гнилой растительности, и это наводило тоску. Через дорогу располагался сквер, в центре которого стояла огромная и темная модернистская скульптура, которая очертаниями всегда напоминала Кеннеди печень.
Он мельком бросил взгляд на Джеффриса, который понял намек и встал рядом. Советник всегда пользовался лосьонами после бритья, и их было у него не менее двадцати на выбор.
— Что, Уэнди, давит ответственность, а? — шепотом спросил мэр.
— Мяч сейчас в ваших руках, босс, — отвечал Джеффрис, который всегда был с ним предельно откровенен. — Стоит вам выронить его, и нам обоим крышка. Придется уйти, и это в лучшем случае.
В лучшем случае…
А ведь после заварухи с Советом по образованию Кеннеди считал, что хуже быть просто не может.
— И до сих пор ни одной зацепки, — сказал он. — Ничего.
А двадцать три человека мертвы.
И они знали, что психопат собирается снова убивать в четыре часа, а потом еще и еще раз.
За окном продолжал задувать до странности теплый ветер. Еще несколько сухих коричневых листьев, кружась, упали на землю.
Он повернулся к своему столу. На бронзовых часах было двадцать пять минут одиннадцатого.
— По моему мнению, платить не надо, — заявил Ланьер. — Вполне вероятно, что как только он узнает о вмешательстве ФБР, то наложит в штаны от страха и скроется в неизвестном направлении.
— Держу пари, он знал, что им займется ФБР, еще до того, как начал действовать, — возразила агент Лукас.
Мэр оценил ее сарказм, а Ланьер снова остался глух к таким нюансам.
— Вот уж не думал, что вы сторонница выплаты выкупа, — обратился к ней конгрессмен.
— А я и не сторонница.
— Но вы уверены, что он продолжит убивать, если ему не заплатят?
— Именно так.
— Что ж… — Ланьер только развел руками. — Где здесь последовательность или логика? Как вы полагаете, платить не нужно… Но убеждены, что убийства продолжатся.
— Верно.
— Не очень-то вы помогаете нам сделать правильный выбор.
— Этот человек готов убить столько людей, сколько понадобится, чтобы получить деньги, — сказала Лукас. — И никакие переговоры с ним невозможны.
— Если мы заплатим, это осложнит вашу задачу? — спросил Кеннеди. — Вам станет сложнее поймать его?
— Нет, — ответила она и почти сразу, в свою очередь, задала вопрос: — Так вы заплатите или нет?
Записка белела в свете настольной лампы. Кеннеди вдруг померещилось, что сама бумага излучает белое сияние.
— Нет, платить мы не станем, — сказал Ланьер. — Мы займем твердую позицию, как всегда, имея дело с террористами. Мы бу…
— Я заплачу выкуп, — перебил его Кеннеди.
— Уверены? — спросила Лукас с таким видом, словно его решение для нее не имеет никакого значения.
— Уверен. Сделайте все, чтобы схватить его. А город готов заплатить.
— Секундочку, — снова вмешался конгрессмен. — С чего это вы так заторопились?
— Я вовсе не заторопился, — сказал мэр. — Свое решение я принял практически с самого начала. Как только получил эту мерзость.
Он ткнул пальцем в записку.
— Но, Джерри, — сказал Ланьер с грустной усмешкой, — ты не можешь принимать такие решения.
— Вообще-то может, — возразил Джеффрис, который к своему имени на визитных карточках прибавлял титулы доктора права и магистра юридических наук.
— Это прерогатива конгресса, — упрямо настаивал Ланьер.
Тут уже даже Кейдж не выдержал:
— Вовсе нет. Это исключительно в компетенции властей округа. По пути сюда я проконсультировался у генерального прокурора.
— Да, но мы контролируем деньги, — огрызнулся Ланьер, — а я не дам разрешения ассигновать хотя бы цент.
Кеннеди бросил взгляд на Джеффриса, который колебался всего несколько секунд.
— Двадцать миллионов? Такую сумму мы можем вытащить сами из своего бюджета и провести как непредвиденные расходы. — Он усмехнулся. — Но только деньги придется взять из резервного фонда Совета по образованию. Только их счета достаточно ликвидны.
— Неужели это единственный источник?
— Увы. У остальных либо гроши, либо вообще долги.
Кеннеди даже помотал головой от удивления. Вот ведь ирония судьбы! Деньги на спасение жизней жителей города оказались доступными только потому, что разразился скандал, не позволивший их разворовать.