И тут услышала за стеной шум. Подняла голову – дверь в соседнее помещение приоткрыта. Что там? Неужто воры?
Валя на цыпочках дошла до двери и заглянула в полутемную, захламленную комнату, где слабо пахло краской:
– Эй! Кто здесь?
Она неуверенно сделала пару шагов вперед. Вале вдруг стало не по себе: а если и в самом деле воры? Что делать?
– Эй! – негромко повторила она. – Выходи, а то закричу!
И протянув руку, зажгла полный свет. Этот человек испугался больше, чем она. Прищурился, смутился, кашлянул, стал неловко переминаться с ноги на ногу. Валя невольно улыбнулась, увидев на грузном пожилом мужчине женские тапочки с огромными малиновыми помпонами.
– Простите, бога ради… Я здесь… Кхе-кхе…
– Вы кто?
– Веригин. Эраст Валентинович Веригин, – старик слегка поклонился.
– А-а-а… Родственник? Я вас в больнице не видела.
– Гость. Я в этом доме гость, – смущенно кашлянул он.
– А это что? – Валя кивнула на огромную папку, которую Веригин неловко прижимал к себе.
– Это… кхе-кхе… Рисунки.
– Ваши?
– Я просто посмотреть хотел… – старик испуганно моргнул. – Видите ли, покойный Эдуард Олегович был моим другом, и я… Заинтересовался, так сказать.
– Я тут прибраться хотела. Надо?
– Что вы! – замахал руками Веригин. – Здесь, в студии, никто ничего не трогает! Как было при Эдике, так все и остается!
– Ну, как хотите.
Он все так же нервно переступал ногами в женских тапочках с огромными помпонами и отчего-то не уходил. Валя не выдержала:
– Мне в кабинете прибраться надо.
– Да, да, конечно! – Он засуетился и направился к двери.
– Эй! – окликнула она. – Вы чай пить будете?
– Чай? – Он оглянулся и посмотрел на нее испуганно.
– Я не знаю, как в этом доме заведено. Вам в комнату подать или на веранде накрыть? Если хотите, то я…
– Нет, нет, не беспокойтесь! Мне ничего не надо! Я сам!
Валя вслед за ним вышла из студии и на всякий случай прикрыла дверь. Веригин, прижимая к животу огромную папку, торопливо вышел в коридор…
… – Эдик, постой!
– Чего тебе, Настя?
– Как ты груб!
– После того, что ты натворила…
– А что я натворила-то? Ведь это ты послал меня в кабинет за пистолетом!
– Но стрелять в отца я тебя не просил.
– Я стреляла?! Да ты что, Эдик?!
– А кто?
Настя молчала.
– Ладно, полиция разберется. Что ты от меня хочешь?
– Эдик, тетя умерла. Что теперь делать?
– Тебе достанется хорошая трехкомнатная квартира, несколько картин знаменитого художника, немного антиквариата. Поздравляю. Не супер, но и не сказать, что совсем ничего.
– Да? А этот дом? Он кому достанется? Я хочу жить здесь!
– Тебе, Настя, придется отсюда уехать. Ты теперь не член семьи.
– Ты же обещал на мне жениться!
– Как я, Эдуард Оболенский, потомственный дворянин, могу жениться на женщине, убившей моего отца? – с притворным ужасом сказал Эдик. – Это неэтично. Я тебя прощаю, Настя, но любить отныне не могу.
– Ты надо мной издеваешься!
– А что ты надеялась от меня услышать? Ситуация изменилась, и забудем об этом. О наших с тобой отношениях . Отблагодари шофера, он тебе алиби обеспечил.
– Вот значит как! Тетя Нелли мне говорила, а я не верила! Но ты забыл, что я была в студии, когда они с дядей ругались!
– Ну и что?
– А то. Тетя Нелли спросила: «Откуда у тебя этот пистолет?» И когда дядя ответил, знаешь, что она сказала?
– Что?
– «Я уже не первый раз его вижу».
– Врешь!
– Тогда откуда я это знаю?
– Не может быть, чтобы это был тот самый пистолет! – заволновался Эдик. – Таких совпадений не бывает! Один шанс на миллион!
– Каких совпадений?
– О чем они еще говорили? – жестко спросил он.
– А ты не догадываешься? Я не сразу ушла, только тогда, когда и до меня дошло. Да, я была в гараже! Сидела там и ревела! Они ужасные вещи говорили. О тебе и…
– Настя, помолчи, – поморщился Эдик.
– Мне в полиции все рассказать? О! Им будет очень интересно узнать, кому раньше принадлежал этот «Дерринджер»!
– Ладно, чего ты хочешь?
– Я хочу, чтобы все было как раньше. Мы должны пожениться.
– А ты знаешь, что у меня ничего нет, кроме долгов? Огромных долгов, между прочим. А теперь, когда отец умер, и надежд на наследство никаких. Все достанется моей тетке. Помнишь суть завещания? И что нам делать? Ты работать пойдешь? Или, быть может, я?
– Но есть же какой-то выход?
– Выход всегда есть. Я хочу жениться на Марусе.
– Да ты с ума сошел! Жениться на своей тетке!
– А если я не сын Георгия Листова? Если у меня нашелся родной отец? После стольких лет разлуки мы наконец обрели друг друга. Как тебе?
– Да что ты, Эдик?! Ты – вылитый дед, то есть Листов!
– У меня есть подписанный моим «родителем» документ. Нотариально заверенный, между прочим. Где он признает меня, Эдуарда Оболенского, своим сыном. Ну и маман не будет отрицать.
– А вдруг Маруся не захочет за тебя замуж?
– А вот это уже не твоя забота. Ты просто должна немного потерпеть, Настя. Совсем немного. Молчать о том, что услышала, когда пряталась в студии.
– Нет! Я не хочу, чтобы ты женился на ком-то, кроме меня! Я ни с кем не собираюсь тебя делить! Я, конечно, пока буду молчать, но…
– Как знаешь. В конце концов, что мне за дело до этого пистолета? Подумаешь, вскроется ужасная правда, – с иронией сказал Эдик. – Я в отца не стрелял. Это неоспоримый факт.
– Да? А тетя Нелли? Разве не из-за пистолета ее убили?
– А то, что ее убили, никто еще не доказал. Она была подавлена, сильно переживала, вот и приняла яд.
– А почему тогда нет предсмертной записки?
– Не все самоубийцы объясняют свое решение расстаться с жизнью. Некоторые уходят молча. Таких примеров сколько угодно, – усмехнулся Эдик.
– Какой же ты…
– Иди к шоферу, Настя, он тебя утешит.
– Эдик!
– Не доставай меня больше, поняла?! Черт возьми! Не дом, а бандитская малина! Кругом одни убийцы и шантажисты! И после этого меня называют мерзавцем! Да я просто ангел по сравнению со всеми вами! Убирайся!