* * *
Новая, еще до конца не доделанная четырнадцатая линия метро оказалась совершенно не похожей не старые: чистая, просторная, цветы и поезда кажутся комфортнее. Выйдя из метро, я сразу увидел несколько высоких зданий новой Библиотеки, подходивших почти вплотную к Сене.
Зал периодики оказался на втором этаже.
Я быстро нашел «Монд» за 24 апреля. На двадцатой странице прочел «Сто лет со дня смерти… германского генерал-фельдмаршала Хельмута Карла Бернхарда фон Мольтке».
Я тут же кинулся к большому Ларуссу. Мольтке.
То, что я нашел, поразило меня!
И не столько даты рождения и смерти — как я и предполагал, родился генерал-фельдмаршал 26 октября 1800 года, а умер 24 апреля 1891 года — сколько его портрет! Длинный нос, вытянутое лицо. Ну конечно, Мольтке!
Прав Крокодил, о Гоголе они в Намибии понятия не имеют. Это была статуэтка Мольтке. Статуэтка Мольтке, и на тыльной части вырезаны его даты рождения и смерти. Я положил статуэтку в банк к Моске, и тот послал кому-то телеграмму только с одним словом: «Мольтке».
И сразу же еще одна мысль. Наркотик называется «фельдмаршал». И Мольтке был фельдмаршалом.
На ресепшне меня остановили:
— В вашем номере вас ждет дама.
Я поблагодарил.
Дама. Кто? Конечно, Ася. Что ей еще нужно? Впрочем, я понимал, что ей нужно. Я поднялся на третий этаж. Открыл дверь.
За письменным столом восседала Кики.
Ну, Кики — это другая история.
— Утром я увидела, что моя машина удачно припаркована. Просто повезло. И я решила съездить в Трувиль на выставку на поезде. Два часа туда. Три часа — идиотская выставка, единственная достопримечательность которой держащееся на одной пуговке декольте Высокой табуретки. И потом два часа назад. Надеюсь, ты мне оплатишь дорогу. И суточные.
Я сразу ввел ее в курс дела:
— Завтра с утра едем в Лион.
— Отлично.
— Надо успеть к четырем на лионский рынок в ресторан Поля Бокюса.
— Поль Бокюс — это супер. А к тебе приходила дама.
— Какая еще дама?
— Толстая.
Юная художница взяла бланк отеля и карандаш. Через минуту на бумаге появилась… карикатура на Асю.
Конечно, Ася. Очень похожа. Только у нее были карикатурно огромные глаза и почему-то спущена юбка.
Не дав мне времени опомниться, Кики начала:
— Когда в моем положении оказывается американка, она звонит адвокату. Когда немка, она вызывает полицию. Итальянка устраивает скандал.
Она умолкла.
— Ну, а француженка? — спросил я.
— Не знаю, как другие француженки, но я ее спросила, знает ли она, что любовь со мной стоит тысячу франков в час.
— С тобой? Любовь?!
— А почему нет?
Я обалдел:
— И она?
— Она открыла рот и молчала. А я ей сказала: «Не стесняйся. Давай разденемся вместе, или ты хочешь меня раздеть?» И норовила снять с нее юбку. У нее глаза стали увеличиваться и, когда они стали размером с дыню, она обозвала меня нехорошим словом и выскочила.
Я представил себе Асю, с которой Кики снимает юбку, и расхохотался.
— Во всяком случае я добилась своего, она больше сюда не придет, — заключила Кики. — Ты голодный?
— Да.
— И я. Пошли. Тут рядом на улице де л’Аркад один овернец держит маленький ресторанчик. Продукты получает из дому. Готовит его жена.
Мы уютно расположились в маленьком ресторанчике.
— Поль Бокюс… — мечтательно произнесла Кики. — Когда американку приглашают в очень дорогой ресторан, мать ей говорит: «После того как он расплатится, скажи, что гораздо практичнее эти деньги вложить в какое-нибудь дело». Мать немки наставляет: «Предупреди его, что ты оплатишь только половину счета». Итальянская мама объявляет: «Если он сделает тебе предложение, звони мне, я захвачу падре Антонио, и мы мигом прибежим в ресторан». А французская мать резюмирует: «Тут уж, миленькая, не отвертишься, придется отдаваться».
Сразу после ресторана Кики потащила меня в маленький театрик на улице Матюрен. Пьеса «Боинг-Боинг» шла уже второй год, поэтому билеты мы купили сразу.
Вдоволь посмеявшись, мы вышли из театра, дошли до Мадлен, съели по сандвичу в брассери и вернулись в отель.
Утром проснулись в восемь. Позавтракали в брассери — и в путь. До Лиона пять с половиной часов, если не останавливаться.
В Париже за рулем была Кики. Она вовремя читала указатели и поворачивала то направо, то налево. Проехали Шилли-Мазарен.
— Теперь прямо по шестой дороге. После станции отдыха поменяемся.
К Лиону подъехали около трех. Снова за руль села Кики. Она вырулила на бульвар Толстой. Остановилась около вокзала Пар-Дье.
— Без пятнадцати четыре. В самый раз.
Повернув у Галери Лафайет, она хотела проехать вперед, но я заметил отъезжающую от тротуара машину.
— Припаркуемся здесь.
От Галери до рынка несколько кварталов. Дойдем пешком.
У входа в здание рынка я увидел полицейскую машину, и мне это не понравилось. Мы остановились около гостиницы «Ибис». Я сказал:
— Постой здесь, я пойду посмотрю.
— Тебе не нравится эта машина?
— Да.
— Мне тоже. Пошли вместе.
Когда мы вошли в здание рынка, я все понял. Люди размахивали руками. Обрывки фраз.
— Что они говорят? — спросил я Кики. — Я не понимаю.
— Я тоже. Что-то случилось.
Мы прошли вдоль аллеи и остановились около магазина, где продавали хлеб.
— Что стряслось? — спросила Кики.
— Только что кого-то убили.
— Где?
Ответ я знал.
— В ресторане Бокюс.
— Подожди, — сказала Кики. — Я пойду посмотрю.
Вернулась она через пару минут.
— Это Плеко! Я узнала. Это он. Ты должен был встретиться с ним?
Она стояла как вкопанная. Я взял ее за руку:
— Идем.
До машины шли молча.
* * *
Теперь надо побыстрее убраться из Франции. Где находится кейс, я уже не узнаю. Первое задание я не выполнил.
Остается второе: закрыть Габонский рудник, перевезти деньги из Браззавиля в Тунис. Это проще.
Мы снова выехали на бульвар Толстой. Всю дорогу Кики молчала.