Я посмотрела на Авдоева.
— Евгений? — Мне показалось, что он спит. Точно. — Авдоев?
— А?! — Авдоев вскочил.
— Ты сиди, сиди. Дело есть.
— Придумала что-нибудь? — поинтересовался он.
— Да. Ты мне должен помочь.
— Конечно, почему нет.
Я вздохнула.
— Сейчас ты забираешь своих культуристов и беседуешь с ними. Выяснишь их алиби. В принципе это формальность, но нужная. Я, кажется, догадываюсь, кто это все сделал. Главное, они после должны уйти. Тихо, ни с кем не говоря, и ждать тебя на улице.
— Что-то я не очень понимаю, — сказал Авдоев.
— Я и не надеялась. Сейчас все объясню. Но помни, про разговор ваш никто знать не должен. Ты тоже сразу уходишь. И тоже тихо. Ясно?
— Нет, но сделаю.
— Хорошо. Теперь смысл. Мне кажется, это твой бухгалтер Птицын.
Авдоев нахмурился.
— Не перебивай. Мы должны его шугнуть. Слегка. Я сейчас ему намекну, что его подозревают и хотят угрохать. Твое поведение ему будет доказательством, и если это он, то он себя выдаст, а мы посмотрим.
— Хорошо. А если нет?
— Если нет, — разозлилась я, — то я жду от тебя другую идею.
— Ладно, я понял и пошел.
— Момент. Птицыну обязательно нужно показать, как вы уходите, поэтому он должен быть последним. И еще: ты говорил о смерти Сиренева?
— Нет. Зачем?
— Правильно, незачем. И сейчас молчи. Иди.
— Ладно. Пока.
Авдоев нахмурился и вышел.
Первым ввалился, конечно, Болотников. Он был выспавшийся и ухоженный, и я ему немного завидовала.
— Танюша! — нараспев сказал он. — Этого не может быть. Опять ты? Я так рад.
Он покровительственно поцеловал меня в лоб, словно любимую дочь.
— Рассказывай, что произошло, — потребовал он.
— А что должно произойти? — насторожилась я.
— Танюша, нехорошо! И вообще обидно — все знают, я один ничего не знаю.
— Кто все? — спросила я.
— Ну, Женька, например. Вышел мрачный. Я его таким ни разу не видел. Прошел мимо, даже не взглянул. Денис как на иголках сидит, крутится. Сиренева еще нет, а он человек обязательный.
Ага! Птицын уже нервничает. Молодец Авдоев.
— А Птицын часто такой нервный? — как можно беззаботнее поинтересовалась я.
— Танюх, кончай! Выкладывай, я сгораю от нетерпения тебя послушать.
— Ну ладно. Сиренева убили.
То, что Олег актер бездарный, было ясно. И сейчас он стал играть в удивление. Вообще, по-моему, сообщение его больше обрадовало, чем расстроило.
— Интересно.
— А ты вроде и не удивлен?
— Да. Признаться, я что-то в этом роде и думал. Только непонятно, почему Женька-то убивается, а…
Олег не знает, что убил Сиренева кто-то свой. Значит, думает, что его убрали по плану. Интересно, как он отреагирует, когда узнает, что это Птицын?
— Что ты делал этой ночью?
— Спал, Танюш!
— Хорошо. Сиренева, по моим суждениям, убрал Птицын, — сказала я.
Болотников рассмеялся. Сначала неуверенно, но постепенно разошелся так, что, казалось, вылетят стекла. Я стойко ждала. Говорить он смог только после того, как всласть нахохотался.
— Брось болтать, что, я его не знаю, что ли?
Я молча следила за ним. Когда он понял, что я не шучу, то лицо его сразу изменилось.
— Это так, Олег. И ты мне должен помочь. Поможешь? — спросила я.
— О чем разговор, Тань, — Олег даже обиделся.
— Сейчас ты выйдешь и, никому ничего не говоря, уйдешь. Хотя нет, позовешь Похотько. И все. Пусть Птицын еще больше понервничает. Ладно?
— Да. А если он начнет спрашивать?
— Пошли его куда-нибудь.
— Хорошо. Пока.
Олег вышел расстроенный.
Вкатился Никита. Точнее просто не скажешь. На своих маленьких ногах он мог лишь катиться. Я улыбнулась.
— Можно?
— Входите, Никита, садитесь.
Я наблюдала, как он осторожно садится. Мысль о том, что этот человек может кого-то убить, сразу отпала. Он для этого был слишком неуклюж. Хотя как знать.
— Никита, где вы вчера были около часу ночи? — спросила я.
— Я?! Спал.
Он очень удивился этому вопросу. Я решила подождать, спросит ли он, для чего я его об этом спрашиваю. Он не спросил. Я уж хотела рассказать, что убили Сиренева, но решила промолчать. Ведь если Птицын — не враг, тогда убийца сидит передо мной и хлопает ресницами.
— Никита, вы не заметили сегодня ничего странного? — поинтересовалась я.
Он неожиданно оживился.
— Как не заметить? Заметил. Женечка Авдоев очень странный сегодня. Давно он таким не был. Про цветы ничего не спросил. Денис Птицын на стуле усидеть не может. Ерзает. Никогда его таким не видел. А об Олеге Болотникове и говорить нечего. Был такой веселый, а к вам зашел, веселость как рукой сняло. Убежал, даже не попрощался.
— А вы не знаете, почему? — на всякий случай поинтересовалась я.
— Знаю, — неожиданно ответил он. — Я ведь знаю, кто на самом деле Сиренев. И мне кажется, что ему сделали новый заказ. Птицына. И тот узнал.
Будь у меня в этот момент пистолет, я бы его, Никиту, пристрелила на месте.
У меня не было ни мыслей, ни слов — ничего. Мне показалось, что моя версия рухнула как карточный домик. И сюда очень хорошо вписалось поведение Птицына. По крайней мере, его нервозность. Но, помыслив, я стала себя успокаивать.
Ничего не случилось. Факты остались те же. А что нервничать он может по другому поводу, так это пустяк. Ты даже и не знала, что он будет нервничать. Так что еще ничего не изменилось. А вот Никита про себя лишнего наговорил. С три короба. Не такой он, оказывается, лох, как кажется. Ну ладно, об этом после.
Я отпустила Никиту, ничего у него не уточнив. Пусть помучается. Может быть, так будет лучше.
Птицын постучал. Не дождавшись ответа, открыл дверь и заглянул, молча спрашивая разрешения. Я грозно на него посмотрела.
Да, он боялся. Не нервничал, а боялся.
— Заходите, Птицын, садитесь, — официально начала я.
Он вошел и сел. Глаза на месте не стояли, вернее, не смотрели в одну точку, бегали. Метались.
— Что-то случилось? — спросил Денис.
— Да. Выражаясь языком молодежи, «попали» вы, Денис. Авдоева видели? Знаете, почему он так носится? Знаете.