— Ну вот, — говорит Карло, — мы наконец нашли твою жену.
— Мою бывшую жену, — поправляет Моррис. — Та еще стерва!
— Я вас предупреждал, — говорит Моррис упавшим голосом. — И что?
— Мы потребовали с нее выкуп, — говорит Карло. — И она отказалась платить?
— Она спросила: «Сколько мне заплатить, чтобы вы оставили его у себя?»
Моррис тихо плачет, отчего повязка на его глазах сразу становится мокрой.
— Я говорил вам, что просить выкупа у Дезире бесполезно. Она ненавидит меня до потери пульса!
— Мы сделаем так, что она тебя пожалеет.
— И что же вы сделаете? — тревожно спрашивает Моррис.
— Пошлем ей маленький сувенир, например твое ухо. Или мизинец…
— Умоляю вас! — скулит Моррис.
Карло смеется.
— Шутка. Ты сам должен отправить ей послание. Воззвать к ее чувствам.
— Нет у нее никаких чувств!
— Это будет испытание твоего красноречия. Высшее испытание.
— Да, две грудные девочки, близнецы, были найдены на борту самолета, принадлежащего компании «КЛМ», — говорит Герман Пабст. — Никто не мог понять, как они туда попали. По прибытии в Амстердам были опрошены пассажирки рейса и, разумеется, стюардессы. Об этом писали все газеты, но вы, наверное, были ребенком и ничего не помните. — Я сам был грудничком.
— А, — говорит Герман Пабст. — У меня дома есть газетные вырезки, могу прислать вам копии. — Он делает пометку в блокноте. Герман Пабст — крупный коренастый мужчина со светлыми седеющими волосами и лицом скорее красным, чем бронзовым от калифорнийского солнца. Сидят они с Персом в баре клуба «Красная дорожка»; Перс пьет пиво, а Пабст минеральную воду. — В то время я работал в «КЛМ», и в день, когда в Амстердаме приземлился самолет с двумя безбилетниками, было мое дежурство. Девочек — они были такие хорошенькие — принесли в мой кабинет. У нас с Гертрудой (это моя жена) своих детей не было, не потому что мы не хотели, просто у Гертруды были проблемы по женской части. Теперь это лечат операцией, но в те времена… короче, я позвонил ей и говорю: «Гертруда, поздравляю тебя с близнецами». Удочерить девочек я решил, как только увидел их. Мне показалось, что это…
— Провидение? — подсказывает Перс.
— Именно. Как будто они были посланы свыше. В общем так оно и было. С высоты шесть тысяч метров. — Пабст делает глоток и смотрит на часы.
— В котором часу летит ваш самолет? — спрашивает Перс.
— Когда скажу, тогда он и полетит, — отвечает Герман Пабст. — Это мой личный лайнер. Но мне надо следить за временем. Сегодня вечером я приглашен на прием в Белом Доме.
Перс изображает на лице подобающее случаю почтение.
— Вы очень любезны, сэр, что уделили мне время. Вы, несомненно, человек очень занятой.
— Да, с тех пор как я перебрался в Штаты, дела у меня пошли хорошо. Сейчас у меня есть и самолет, и яхта, и ранчо по соседству с Палм-Спрингс. Но вот любовь, молодой человек, за деньги не купишь. В этом я ошибался, когда растил дочерей. Я баловал их, заваливал подарками, у них было все что душе угодно — игрушки, одежда, лошади, билеты в любой конец света. Став подростками, они каждая на свой манер взбунтовались. Лили пустилась во все тяжкие — мальчики, наркотики. Уже в школе водилась с дурной компанией. Я, наверное, был с ней слишком строг. В шестнадцать лет она сбежала из дома. Конечно, в Калифорнии это дело обычное. Гертруда была убита горем. Да и у меня сердце не выдержало. Теперь страдаю гипертонией, врачи запретили пить и курить. — Пабст указал на стакан минеральной воды. — Года через два мы обнаружили Лили в Сан-Франциско. Она жила среди какого-то сброда, путалась с парнем, да и не с одним, а деньги зарабатывала — вы не поверите — снимаясь в порнофильмах. Мы привезли ее домой, пытались образумить, послали вместе с Анжеликой в самый лучший колледж — и все напрасно. Как-то в каникулы она поехала в Европу по учебной программе и не вернулась. Было это шесть лет тому назад. — А что Анжелика?
— Анжелика… — вздыхает Герман Пабст. — Она тоже восстала против родительской любви, но иначе, чем Лили. Стала интеллектуалкой. Все время проводила за книгами, с мальчиками не встречалась. На нас с матерью смотрела. свысока — мол, невежды. Что ж, я согласен, времени для чтения мне всегда не хватало, успевал просматривать лишь «Уолл-стрит джорнал» да профессиональные журналы по авиации. Пытался было образоваться, читая «Ридерс дайджест», но она выбрасывала журналы в мусорную корзину и давала мне книги, в которых я ничего не смыслил. В Колледже Вассара по всем предметам училась лучше всех и окончила его с отличием. Потом пожелала поехать в Кембридж, чтобы получить еще одного бакалавра, а затем объявила нам с матерью, что поступает в аспирантуру в Йель — будет заниматься корпоративным литературоведением, что ли…
— Компаративным литературоведением.
— Точно так. Говорит, что мечтает преподавать в университете. Какая чепуха! С ее красотой, умом, возможностями! Она составит блестящую партию тому, у кого есть и деньги, и власть, и цель в жизни. Ее хоть за президента США можно отдать.
— Вы правы, сэр, — говорит Перс. Он счел неблагоразумным обнаруживать свои марьяжные намерения по отношению к Анжелике. Господину Пабсту он представился как писатель, работающий над книгой о поведенческих моделях близнецов: повстречав Анжелику в Англии, захотел узнать подробности ее необычной биографии.
— Еще она ни за что не соглашается, чтобы я платил за ее учебу. Хочет сохранить независимость. Зарабатывает тем, что проверяет студенческие работы для своего профессора в Йеле, — как вам это нравится? Хотя я за неделю получаю больше, чем он за год. Единственное, что она приняла от меня, — это карточку, которая позволяет ей бесплатно летать по всему миру на самолетах нашей компании.
— И она сполна ею пользуется, — говорит Перс. — Ездит по конференциям.
— И не говорите! Она помешана на них. Я как-то на днях сказал ей: «Анжелика, если бы ты столько не моталась по конференциям, ты бы давно закончила свою диссертацию и выбросила ее из головы».
— На днях? Вы на днях видели Анжелику? — спрашивает Перс, стараясь сохранять спокойствие. — Так она сейчас в Лос-Анджелесе?
— Уже нет. Сейчас она в Гонолулу.
— В Гонолулу? — растерянно повторяет Перс. — Господи Боже мой!
— И догадайтесь с трех раз, почему она там?
— Еще одна конференция?
— Конечно. По какому-то Жану.
— Жану? Какому Жану?
Пабст пожимает плечами.
— Она не сказала. Просто предупредила, что едет в Гавайский университет на конференцию по Жану. — Может быть, конференция по жанру?
— Точно. По нему. — Пабст смотрит на часы. — Извините, МакГарригл, но мне пора. Если у вас остались вопросы, можете проводить меня до самолета. — Он берет изящный портфель бордового цвета, а Перс — свою потрепанную спортивную сумку, и они выходят из прохладного здания на солнцепек.