— Пометила. Я бы сегодня как раз и занялась этим, но мы же решили поехать в Чардым…
— Заметь, это твоя инициатива! В такой мороз, в такую непогоду — на остров!
— Я взяла пирожки и чай! Лиза!
— Дело не в пирожках. Надо бы заказать снегоход, — резонно заметил Мирошкин.
— Как это: заказать?
— Позвонить на турбазу и заказать.
— Так просто?
— Свяжусь с одним человеком, он все сделает, — скромно так проговорил Мирошкин, и Глафира одарила его нежной улыбкой:
— Ты, Сережа, просто прелесть!
Мирошкин принялся звонить, а озабоченная Лиза вернулась к прерванному разговору:
— Ладно-ладно, снегоходы, луноходы… Делать вам больше нечего! Кто там дальше по списку?
— Алиса Петровских — заявление написано от имени ее матери, Нины Петровских.
— Дочка-наркоманка. Ясно, — кивнула Лиза.
— Катя и Полина Гудковы — бывшие воспитанницы детского дома, пропали шестнадцатого июня, их разыскивает их воспитательница, Стаканова Эльвира Борисовна.
— Об этих мы вообще ничего не знаем, — заметила Лиза.
— Узнаем.
— Так… Анна Ледникова — ее ищет подруга, Варвара Горохова. Ну, здесь как будто все понятно. Вернее, вообще непонятно! Валентина Ступникова — ее ищет Софья Ненарокова, тоже подруга.
— Это слепая женщина, так? — уточнила Лиза.
— Да, — кивнула Глаша.
— Послушай, а как случилось, что она вдруг ослепла? Насколько я помню, раньше она была педагогом? Преподавала в школе?
— Она начала слепнуть не так давно, и муж бросил ее. Теперь он живет с другой женщиной. Мне удалось поговорить с ее подругой, Соней. Знаешь, замечательная женщина! Она так переживает за подругу! Она раньше удручалась так из-за ее слепоты, а теперь — из-за ее исчезновения. Говорит, это она виновата в том, что отпустила Валентину. Что эта свадьба — просто ловушка, чтобы заманить туда Валентину, мол, кто-то наверняка позарился на ее квартиру, — рассказала Глафира.
— А разве есть какие-то признаки того, что на ее квартиру положили глаз? Кто в ней сейчас живет?
— Да Соня и живет!
— Глаша! Так, может, она все это и устроила?
— Пригласила на свадьбу людей, чтобы завладеть их квартирами? Причем использовала для своих целей такого человека, как Малинников?! Лиза, ты сама-то понимаешь, что говоришь?
— Малинников — миллионер, — заметил Мирошкин. — Он очень богатый человек и уж точно не стал бы связываться с такой дешевой авантюрой, где была бы замешана его невеста. Вы же сами видите — все, что касается их предполагаемой свадьбы, точнее, отношений между Анной Ледниковой и Малинниковым, — все правда! Здесь на самом деле жила невеста… Этакая бедная Золушка, неожиданно превратившаяся в принцессу.
— Ты прав, — вынуждена была согласиться с ним Лиза. — Что-то я не то сказала. Малинников не стал бы связываться. Да здесь один костюм от Диор стоит, как чугунный мост! Подумайте, будет ли человек, с легкостью одаривающий свою невесту подобными вещами, устраивать эти спектакли со свадьбой?
— А в шкафу, между прочим, новая обувь. От Кристиана Диора, Живанши, Армани, Кристиа Лакру, Сааба, — сказала Глафира.
— Да, я тоже видела, — кивнула Лиза. — Это очень дорогая обувь. Нет, правда, чертовщина какая-то. Ладно, поехали дальше по списку.
— Дина Андреева — заявление написано от имени Князева Сергея. О ней нам пока тоже ничего не известно. И, наконец, Борис Трубников и его трое маленьких детей — Петя, Маша и Савва. Заявление писал знакомый нам Михаил Агишин, владелец ресторана «Ностальжи».
— Получается, что мы ничего не знаем о Кире Одиной, сестрах Гудковых и Дине Андрееве. Ладно, займешься ими завтра. А сегодня, так уж и быть, едем в Чардым. Хотя мне так не хочется! Честно, — призналась, поеживаясь, Лиза, хотя в квартире было тепло.
В дверь позвонили. Вернулась Мария Петровна.
— Забыла вам сказать! У них же домработница была! — выпалила она, шумно дыша, как если бы бежала по лестнице, боясь опоздать со своей важной информацией.
— Домработница?! — Лиза с Глафирой переглянулись. Действительно, как это им сразу в голову не пришло, что Малинников из любви к своей невесте оградил ее от скучной домашней работы! — И кто же она?
— Молоденькая такая девочка, Катей ее зовут. Неподалеку отсюда есть общежитие. Там живут бывшие воспитанники интернатов, сироты. Вот она как раз оттуда. Кажется, у нее есть еще сестра-близнец. Я видела их вдвоем, они стояли на площадке, курили и разговаривали. Я так поняла, что Катя не пустила свою сестру в квартиру Ани, вероятно, ей не разрешалось приводить сюда чужих, даже собственную сестру.
— А о чем они разговаривали? — спросила, нахмурившись, Лиза.
— Не знаю. Но они спокойно беседовали. Потом та, вторая, поцеловала Катю в щеку, помахала рукой и вошла в лифт. Вот и все. Очень красивые девочки! Я еще подумала тогда, что где-то, вероятно, живет и их мать, бросившая их в детстве. Хотя она могла и погибнуть.
— Тогда ответьте нам на такой вопрос, дорогая Мария Петровна, — Лиза просто сверлила ее взглядом, — если в этой семье была домработница, то почему же именно вы прибирали в квартире после того, как молодые уехали? По какому праву? И куда делась эта Катя?
— Она тоже пропала… И не одна! А вместе со своей сестрой. Думаю, их тоже пригласили на свадьбу…
— Гудковы! — одновременно произнесли Лиза, Глафира и Мирошкин.
— Баб, это к тебе, за молоком!
Внучка Даша ворвалась в дом, разрумянившаяся от мороза и быстрой беготни наперегонки с соседским мальчишкой Сережкой, и, сверкнув лукавыми глазами, схватила теплую ватрушку с творогом.
Ксения Александровна, отложив в сторону кисточку, которой она смазывала взбитым яйцом уложенные на противень ватрушки, быстро схватила полотенце и вытерла руки.
— Да я вроде бы никого и не жду, Даша. Утреннее молоко почти все продала. Себе только два литра оставила. Из города тоже вроде бы никто не должен приехать. Зима все же! А кто пришел-то? Знаешь их?
— Не-а… На снегоходе их привезли. Может, отдыхающие? Одна тоненькая такая, в дубленке, а вторая — во! — И десятилетняя Даша широко развела в стороны руки, показывая габариты прибывшей женщины. — Но веселая такая, смешная. У нее еще шаль красивая, красная. А с ними — парень. Вот все они и хотят тебя видеть.
— Что, прямо именно меня и спросили? — удивилась ее бабушка.
— Хотели знать: есть ли кто-то из взрослых?
Ксения Александровна пожала плечами, недоумевая, кто бы это мог быть, набросила на плечи куртку и вышла на очищенное от снега, слегка заледеневшее крыльцо. Сад у дома побелел и словно бы замер, застыл, превратившись в объемную новогоднюю картинку. Сиреневый вечерний воздух был сладким.