— Как вы относитесь к нумерологии? — неожиданно спросила Тека, таинственно сощурив глаза.
Я пожал плечами. Если честно, само слово мне мало о чем говорило. Между тем Тека подошла к книжному шкафу, набитому солидными толстыми томами с потемневшими корешками.
— Никогда не замечала у Каси интереса к эзотерическим наукам, — проговорила женщина, извлекая откуда-то из глубины полок тонкую книжку в желтом переплете, — но вот нашла эту вещь. Конечно, издание ширпотребно-развлекательное, меня подобные не интересуют. Если желаете, можете забрать — так сказать, в память о Касе. Между прочим, там ее цифры.
Книжка перекочевала ко мне в руки. «Нумерология» — было написано на обложке.
— Нас с самого рождения окружают цифры, — вдохновенно начала Тека импровизированную лекцию по ликвидации моей нумерологической неграмотности. — Знаменательные даты, номера домов и телефонов, рейсов самолетов или кресел в театре. Каждая цифра несет свою энергию, которая для одного человека абсолютно безопасна, а для другого — убийственна. Ну, или просто неблагоприятна.
Тереза поднялась с дивана и встала у окна, опершись спиной о подоконник.
— Например, эта квартира не могла принести Касе счастья, потому что ее номер тридцать пять. Тройка и пятерка в сумме дают восьмерку, а Кася сама по рождению была чистой восьмеркой — родилась восьмого числа. Между прочим, восьмерка — очень непростое, я бы даже сказала тяжелое число.
Восьмерка! Это слово немедленно вызвало в моей памяти странный сон с цифрой-перевертышем, от которого у меня так болела тогда голова. Выходит, сон действительно был шпаргалкой, сигнализируя о том, что происходящее напрямую связано с Касей, «чистой восьмеркой», как только что сообщила ее сестра, по рождению.
— Послушайте! — прервал я Теку. — Недавно мне приснилась восьмерка, которая вела себя так, словно была живым существом.
Тека внимательно на меня посмотрела.
— Вообще-то цифры снятся, когда наш мозг утомлен. Это сигнал к тому, что вам пора научиться расслабляться, давать голове отдых. Кстати, какого числа вы родились?..
Она нагружала меня нумерологией минут сорок. Мы вычислили крест сегодняшнего дня, который, кстати, благоприятствовал встречам, рассчитали наилучшую дату для принятия судьбоносного решения и вообще исчертили сложными схемами массу бумаги. Оказалось, лично я — тройка, и цель моей жизни — научиться работать в коллективе. Терпеть не могу коллективизм!
Признаться, лекция меня утомила и ввела в раздражение. Я ничего не понимаю в эзотерических науках, никогда не изучал арканы Таро или что бы там ни было в том же духе. Кроме того, терпеть не могу математику, а моя странная собеседница намекала, что разгадка Касиной смерти в… восьмерке. В какой-то цифре!
Я бы еще глубже продвинулся в познании великих таинств нумерологии, если бы в один прекрасный момент в прихожей вдруг не раздались шум, грохот и звонкий детский голос.
— Мама, я приехала! — закричала, вбегая в комнату, светловолосая девочка лет семи.
При виде меня она замолчала, окинула оценивающим взглядом с головы до ног и спросила:
— А вы кто?
— Моя дочь Вика, — представила ее, поспешив вмешаться, Тека, обнимая малышку за плечи. — А наш гость Ален знакомый тети Каси. Между прочим, для начала ты должна была с ним поздороваться.
— Здравствуйте!
— Здравствуй, Вика.
Девочка внимательно смотрела на меня, а я — на нее, обнаружив, что это она играла с мальчиком на первых кадрах с флэшки мертвеца.
Затем поднялся с дивана и пожал маленькую ладошку Вики.
— Очень приятно. А я видел запись, как ты играла в парке с неким не слишком воспитанным мальчиком.
— Вот как? — удивилась Тека, и в глазах ее промелькнула тревога.
— Вот как? — скопировала родительницу малышка.
— Обезьянка… — Тека улыбнулась, но в голосе слышалось напряжение. — И где же вы могли видеть запись с моей дочкой?
Я, сто раз прокляв себя за болтливый язык, пустился в путаный рассказ о своем знакомом, который подарил мне случайно найденную флэшку, а на ней был один-единственный файл с видеозаписью — дети играют в парке.
— Кася действительно снимала Вику в парке с соседским мальчиком и потом сбросила ее на флэшку, — задумчиво проговорила Тека. — А я-то не знала, куда она делась…
Поспешив закрыть тему отвлекающими цветистыми фразами о превратностях судьбы и тесном мире, я церемонно поклонился хозяйке и улыбнулся девочке:
— Пока!
— До встречи, — значительно проговорила Вика.
Уже спускаясь по лестнице, я столкнулся с невысоким, но чрезвычайно крепким парнем, которого во времена love-story с Касей мы с Заки звали не иначе как Шкаф. Тот, пыхтя, волок наверх старинный столик с гнутыми ножками, который едва не уронил, увидев меня.
— Ого! — проговорил он, останавливаясь и утирая пот со лба. — Ну и встреча! Что ты здесь делаешь?
— Приходил выразить соболезнование сестре Каси. Почему же ты, гад, не сказал мне, что случилось?
Шкаф виновато пожал плечами.
— Хотел, но не смог. Знаешь, прошло уже порядочно времени, и вдруг я снова встретил старого друга… Ну и подумал: к чему ворошить прошлое…
Я кивнул.
— Может, ты и прав. А это что за бандура?
Лицо его в одно мгновенье сделалось несчастным.
— Столик для карточных гаданий, восемнадцатый век. Тека купила его на каком-то гребаном аукционе и попросила туда заехать и взять, когда будем возвращаться с Викой из секции. Ты ведь видел Вику? Она занимается в конной секции.
Глядя на Шкафа, можно было подумать, что Вика его дочь — парня просто раздувало от гордости.
— Вот я и заехал. Думал, там маленький легкий столик, а приобретение оказалось просто монстром! Натуральный дуб, малахитовая инкрустация…
Я успокаивающе похлопал приятеля по плечу. Мы пообещали друг другу еще как-нибудь встретиться, тряхнуть прошлым… Ну, и так далее.
У подъезда рядом с моим «Пежо», который я дружески называю «пижоном», стоял разбитый шкафовский «москвичонок». Милый, старый Шкаф… Я поднял голову и посмотрел на Касино окно под крышей — сейчас оно было открыто, и маленькая Вика что есть сил махала мне сверху рукой. Чем-то она походила на свою тетю…
Я помахал ей в ответ и сел в машину.
Не зря говорят, что преступников всегда тянет вернуться на место преступления. Я хоть и не убивал беднягу Лиманского, а испытывал жгучее желание при свете дня увидеть те двор и подъезд, где мы стали свидетелями легкости перехода человека разумного из стадии жизни в стадию смерти.
Припарковавшись у обочины подъездной дорожки в конце двора, я огляделся по сторонам. Днем здесь все виделось иначе — совершенно прозаическим, лишенным какого бы то ни было налета таинственности. А ведь тогда, ночью, двор показался мне черной бездной, наполненной призраками качелей и песочниц, мимо которых несся невесомый белый силуэт. На самом деле все очень обычно: просто песочницы, просто качели, человек просто бежал, а его просто убили. Куда проще.