Возможно, подобные циничные мысли разбудили мою природную подозрительность, а может, имелись какие-то другие причины, но в какой-то момент я вдруг почувствовал за собой слежку. Уже будучи начеку, я поставил машину на первой попавшейся по дороге стоянке и, пройдя буквально несколько шагов, наткнулся на кафе с открытой террасой, где и устроился прямо напротив входа, сделав заказ официанту.
В ожидании своего обеда я сквозь черные стекла очков осторожно обозревал окрестности. За столиком в другом конце террасы спиной ко мне притулился парень, почему-то ничего не заказавший. Весь его вид выдавал напряжение, а синяя майка промокла под мышками большими полукружиями. Понаблюдав за ним пару минут, я усмехнулся и принялся за принесенные яства. А покончив с перекусом, поднялся и неспешно приблизился к несчастному потевшему персонажу:
— Привет. Как дела?
Лунатик — а это был именно он! — вздрогнул и попытался придать лицу выражение из серии «Какой приятный сюрприз!».
— Привет. Ты? Я тут зашел… Умираю от жажды.
Его огромные очки ослепительно блестели. Я сел напротив на шаткий пластмассовый стул и без излишних сантиментов перешел к делу:
— Лунатик, ты за мной следил.
Тот лишь судорожно сглотнул, как будто пытаясь протолкнуть в желудок пробку от «Киндзмараули».
— Только не отпирайся, я давно засек тебя и твою «Мицубиси». Кстати, машину водишь отвратно.
Лунатик молчал. Потом от него несло, как от грузчика в разгар трудового дня. Я уже хотел традиционно схватить гаденыша за грудки, как он, словно сердцем почуяв мои намерения, вдруг поправил очки и произнес:
— Я пишу детектив.
Что и говорить, каждый ход Лунатика совершенно непредсказуем. В студенческие годы именно в неожиданности поворотов была сила его пера. Позабыв все свои вопросы, я с любопытством уставился на бледное анемичное лицо. Итак, мой бывший сокурсник по журфаку тоже увлекся детективным жанром.
— Когда ты показал мне те фотографии, я соврал, — сделал еще один крутой вираж Лунатик. — Там был снимок Кирилла Букова, манекенщика, которого я видел с Касей.
Я пожал плечами.
— Ничего удивительного. Она ведь была фотохудожником, а Кирюша — моделью.
Лунатик не без трагизма покачал головой.
— У них была любовная связь. Еще до Лиманского. Парень часто заезжал за ней после работы, и она так ему улыбалась…
Бывший однокашник снова судорожно сглотнул. Похоже, ему-то никто и никогда так не улыбался.
— А потом Кирюша ее бросил — нашел кого-то покруче. Кася очень переживала, даже похудела. Все время молчала. Вот в это самое время Лиманский вернулся из парижской командировки. Злой был, как черт. Порвал в клочки две мои рукописи, кричал на всех: «Бездари! За что я вам гонорары плачу?» И вдруг стал усиленно ухаживать за Касей. А раньше на нее даже не смотрел — ему всегда нравились жгучие брюнетки.
Солнце палило. Лунатик облизнул губы.
— Кася, казалось, вмиг ожила. Лиманский каждое утро оставлял в ее кабинете букет роз, каждый вечер водил в рестораны, а однажды при всех сотрудниках редакции даже взял на руки и вынес к своей машине у входа. Но как все быстро закрутилось, так и быстро перегорело. Как вскоре выяснилось, Лиманский через Касю познакомился с Кирюшей и начал встречаться с ним. Разговоров пошло! Ведь шеф всегда слыл любителем женщин, Кирюша же, говоря откровенно, был просто животным, его не волновало с кем… Кася мне сама плакалась — вроде бы Лиманский просто использовал ее, чтобы выйти на Кирюшу.
Я отпил минералки. Вид у Лунатика был и в самом деле несчастный.
— И давно ты следишь за мной?
Однокурсник покраснел.
— Я не следил. Просто ехал по проспекту, увидел тебя, и в голову пришла дурацкая идея поиграть в детектива.
Про дурацкие идеи он мог бы и не говорить — после бессмысленной ночной погони за ныне покойным редактором «Сэра» я и сам имел этот горький опыт.
Лунатик, видя дружескую улыбку, взбодрился и продолжил монолог:
— Когда ты показал те фотографии, я сразу узнал Кирюшу и подумал: «При чем тут он?» Ведь тебя интересовала смерть Лиманского, а я знал, что Кирюша никак не мог нашего редактора убить, ведь его самого застрелили гораздо раньше. Тогда я решил, что сюжет может оказаться подходящим для того, чтобы написать детектив. Я давно хотел попробовать — жанр популярный, а свободного времени у меня достаточно. Поехал в журнал, где работал Кирюша, и узнал, что ты уже туда приезжал, вел расспросы. А до тебя тем же самым занимался и Лиманский, я узнал его по описанию. Ну и для чего ему это было нужно? Я так и не понял. Но сегодня, когда увидел тебя в машине, игра словно началась вновь, и я решил изобразить из себя сыщика. Глупо, конечно.
Я похлопал его по плечу.
— Когда узнаю, кто убил Лиманского, обязательно тебе расскажу, и ты напишешь изумительный детектив.
Не дав собеседнику прийти в себя, я быстро покинул кафе, вернулся к машине и отчалил. В мои планы решительно не входило тащить его на хвосте к дому Ахмеда. В конце концов, до сих пор Лунатик тоже был у меня на подозрении, поскольку не хуже кого другого мог убить и Касю, и Кирюшу, и Лиманского. Жизнь груба. Но интересно, что же пытался выяснить Лиманский в Кирюшиной редакции после смерти дружка? Данный пункт доклада Лунатика меня особенно зацепил.
Этот день был утомительно длинным, наполненным вереницей встреч, лиц, разговоров. Ранним утром я неожиданно повидал Свету, потом столь же неожиданно Теку, Лунатика. А вот Ахмеда, похоже, мне встретить было не суждено. Я снова бесконечно звонил в дверь со ржавой восьмеркой, но дождался только того, что приоткрылась соседняя дерматиновая створка и на меня уставился сощуренный старческий глаз.
— Вам Нину, что ли? — проговорила бабулька неожиданно низким голосом. — Она в деревню уехала, к мамаше своей. У ней матери сто два года.
Старуха прикрыла дверь, сняла звякнувшую цепочку и снова открыла, явившись пред моими очами во всем великолепии древнего фланелевого халата. Один глаз у бабки был навеки закрыт, зато другой сверлил меня как буром.
— Вообще-то мне нужна не Нина, а ее сын Ахмед, — счел я нужным объясниться. — Он здесь бывает?
Одноглазая соседка истово перекрестилась.
— Господи, прости, этого только не хватало! — Она еще раз перекрестилась. — Нина женщина хорошая, а вот в сынке ее, видно, черная кровь свое взяла. Столько горя от него людям было — прости, господи, пухом ему земля.
Сердце мое тревожно екнуло.
— Вы хотите сказать, что Ахмед тоже умер?
Бабка посмотрела на меня с удивлением.
— Тоже — не тоже, а правда ваша — убили его. Застрелили по весне прямо в подъезде. Кровищи-то, кровищи было…
Я возвращался в машину, чувствуя тяжелую подавленность. Дело было более чем серьезное: все четверо парней с видеозаписи в разное время являлись любовниками Каси и все были убиты после ее смерти, в последние шесть месяцев. Все, кроме Заки.