– Джентльмены, раз в церковь сейчас не попасть, то, может быть, вы не откажетесь погреться у очага в моем кабинете? На улице чертовски холодно!
– Вы очень добры, – поблагодарил Холмс, и мы вошли в дом.
Кабинет викария находился в конце длинного и мрачного коридора, обшитого дубовыми панелями. Это был подлинный мавзолей, полный старинных пыльных книг и странных религиозных артефактов. В очаге потрескивало толстое бревно. Изредка порыв ветра, проникая в трубу, наполнял комнату густым дымом. Викарий взял одну из длинных глиняных трубок, лежащих на камине, с явным облегчением опустился в большое кресло и закурил. Пока Холмс изучал пыльные кожаные переплеты, плотно стоящие на полках, хозяин следил за ним отрешенным взглядом.
– Впервые вижу столь выдающуюся коллекцию старинных книг! – воскликнул Холмс.
Анемичный викарий глубоко затянулся и кивнул:
– Мне не приходится скучать долгими зимними вечерами, сэр. Некоторые из этих книг поистине захватывающи.
– У вас тут есть уникальные экземпляры, – продолжал Холмс. – «De Dis Germanis» Элиаса Шедиуса, «Le re’veil de L’antique tombeau de chyndonat» Генебо. Вам может позавидовать любой букинист!
– Это точно, – согласился викарий, выпуская изо рта дым. Взгляд его постепенно стекленел, как у человека, который спит с открытыми глазами. – Мне они достались по наследству от моей любимой валлийской бабушки.
Холмс взял с полки один из томов, встал у камина и принялся слушать, как в трубе завывает ветер.
– Наверное, паства ваша невелика? – наконец спросил он.
– В воскресенье на службе бывает и двенадцать человек, – отвечал викарий, – но в зимние месяцы мои проповеди слушает только старина Рой. Ему нравится, так что я не в обиде.
– Старина Рой – это ваш слуга? – спросил я.
– Нет, сэр, это мой мастиф! Слышите, он лает наверху? – рассмеялся викарий. – Как бы там ни было, я холостяк и мои интересы не выходят за пределы академической сферы. Я не избегаю одиночества, наоборот – я ему рад, ибо мои книги способствуют укреплению веры и постижению тайн Божьих. Пусть приход у меня небольшой, но зато со всеми прихожанами у меня крепкая духовная связь, чем я заслуженно горжусь.
– Понимаю, – сказал Холмс, – тогда нам, вероятно, не стоит больше занимать ваше время.
Не слишком огорчаясь нашему уходу, викарий простился с нами как добрый христианин. Тут я должен признаться, что моя профессиональная медицинская выдержка, с которой я поначалу воспринял его неприятную внешность, едва не изменила мне, когда я, мельком взглянув в зеркало, поймал на себе пристальный взгляд красноватых, с огромными зрачками глаз. Викарий явно покуривал опиум.
Около двух часов мы вернулись на ферму. Профессор Кемп стоял у садовой калитки и любовался зимней флорой, в изобилии представленной в саду. Это был высокий худощавый человек с голубыми глазами, ярко блестевшими на загорелом обветренном лице, и копной белых волос над высоким лбом. Свои ботинки он явно купил у Лоббса, а одежду ему шили лучшие портные Лондона, ибо вид он имел щегольской. Однако по странной фантазии его костюм дополняла турецкая феска с кисточкой, что выглядело весьма экстравагантно, если не сказать нелепо.
Мы прошли в коттедж, где миссис Рэгторн усадила нас обедать. А потом мы курили трубки и разговаривали.
– Профессор, – начал Холмс, – вы известный нумизмат и член Британского общества нумизматов. Мне интересно было бы узнать ваше мнение по поводу одной монеты.
С этими словами Холмс достал из кармана свою находку и положил ее на стол. Профессор, осмотрев монету, сказал:
– На аверсе изображен профиль Уильяма Стерки, знаменитого антиквара восемнадцатого века, а на реверсе – Стонхендж, древний исторический памятник. Стерки, как известно, увлекался историей кельтов, он даже написал несколько монографий по этой теме.
– Понятно. А что вы скажете о состоянии монеты?
– Имеется незначительное окисление вследствие краткого пребывания в неблагоприятных условиях, а вообще состояние отличное. Наверное, какой-то любитель старины потерял свой талисман.
– Профессор, есть еще одна причина, по которой я просил вас приехать сюда. В академических кругах вы известны как специалист по древним кельтам. Помнится, я читал вашу статью, посвященную Стонхенджу, в прошлогодней «Таймс». Некоторые тогда сочли ваши выводы спорными. Не могли бы вы немного рассказать об этом?
– С удовольствием! – воскликнул почтенный ученый муж, блестя глазами и молодея сразу на десять лет. – Согласно античным и фольклорным источникам, самая важная дата в календаре древних кельтов – двадцать первое июня, или день летнего солнцестояния. Я же, после долгих исследований, пришел к диаметрально противоположному выводу. Я полагаю, что главной датой является день зимнего солнцестояния, а именно тот момент, когда заходящее солнце можно видеть с левой стороны от самого высокого камня, то есть в проеме существовавшего в древности центрального трилитона. Я утверждаю, что кельты поклонялись не восходу, а закату солнца, предвещающему ночь и появление луны. Ритуал, исполняемый друидами на закате солнца, – это не просто отражение существовавшего у них культа плодородия. Он был довольно жесток и включал жертвоприношение.
– Лунопоклонники, говорите? – спросил я. – Не значит ли это, что данный культ связан с дьяволом?
– Видите ли, доктор Ватсон, представление о дьяволе как о существе, персонифицирующем злые силы, возникло гораздо позже, лишь в Средние века. Но обычай приносить в жертву новорожденных первенцев и юных дев определенно составлял важную часть религиозного культа древних кельтов.
– Восход и закат, свет и тьма, добро и зло – это все понятно. Но существуют ли достоверные доказательства того, что эта древняя секта на самом деле совершала убийства из религиозных соображений? – спросил Холмс.
– Следы этого свирепого древнего культа были обнаружены в Вудхендже, неподалеку от Стонхенджа, доктор Ватсон. В подземном святилище найден скелет младенца, череп которого был расколот надвое, – очевидно, вследствие удара топором.
– Все это очень интересно, – сказал я, – но при чем здесь Клара? Разве не она должна занимать наше внимание, Холмс?
– Клару держат под замком в церкви, мой дорогой Ватсон!
– Боже милосердный, Холмс! С чего вы взяли?
– Я сделал такой вывод на основании собственных наблюдений, Ватсон. Я сразу догадался, что викарий лжет, говоря, что его старый сторож ушел с ключами и неизвестно когда вернется.
– Как же вы догадались?
– Неужели вы сами не слышали, как ключи гремят у него в кармане, Ватсон? Да, кстати, я заметил, что его ряса внизу порвана.
– Должно быть, он зацепился за тот ржавый гвоздь на лестнице! – воскликнул я.
– А что касается монеты, Ватсон, то он обронил ее во время похищения девушки. Хотя Клара могла покинуть коттедж по собственной воле. Например, если кто-то обратился к ней с просьбой о помощи.